загляни мне в глаза и сожми сфинктер.
Фандом: ориджинал.
Название: нет.
Автор: _bitch
Бета: нет.
Рейтинг: R.
Пейринг: вампир/писательница.
Время действия (спойлеры): наши дни, некая страна, некий город.
Краткое содержание: все, как обычно. она писательница, он вампир. он приходит к ней по ночам, утром уходит, и все бы ничего, но "первое правило бойцовского клуба - никому не говорить о бойцовском клубе"(с).
От автора: по правде говоря, автор написал этот текст под очень большим влиянием нескольких просмотренных вампирских киноопусов. в любом случае смотрите следующий пункт.
Отказ от прав: все события вымышлены, все совпадения неслучайны.
читать дальшеОт окна доносится тихий стук. Как будто ветка дерева раскачивается от ветра и задевает листьями стекло. Но, во-первых, на календаре только пятое марта, и для листьев рановато. А во-вторых, под окном ее квартиры не растет ни одного дерева.
Стук повторяется. Снова и снова. Становится более настойчивым, требовательным.
Кое-кто так и не научился терпению. И, видимо, не научится никогда. Как там говорится? Старого пса не обучишь новым трюкам? Что ж, очень верно сказано.
Она, не торопясь, выводит последнюю строку и ставит точку. Пока сохнут чернила, пробегает взглядом написанное и удовлетворенно кивает. Вышло весьма недурно. Пожалуй, завтра можно перепечатать на компьютере и отправлять в издательство. Конечно, с рукописными черновиками много мороки, но она привыкла так работать. Старый пес и новые трюки, вы же понимаете.
Она закрывает тетрадь, завинчивает колпачок ручки. Аккуратно откладывает в сторону и негромко произносит:
-Входи уже.
И почти сразу об пол возле окна стучат подошвы тяжелых сапог. Да, окно было закрыто, если не считать щели между рамой и верхней фрамугой, через которую не пролезла бы и кошка. Но когда его останавливали подобные мелочи? Прозвучавшего приглашения было вполне достаточно, чтобы войти.
-Все так же жарко и мрачно,- низкий голос знакомо растягивает слова с насмешливой иронией.- Все так же пахнет чернилами, табаком и вчерашним кофе. Какая похвальная стабильность.
-Все тот же яд в голосе и мыслях,- не оборачиваясь, парирует она.- Стабильность, разумеется, не менее похвальная, но я все-таки не устаю удивляться, как ты до сих пор от этого своего яда не помер?
За спиной раздается тихий смешок.
-Я же бессмертный, помнишь?- шепчет он ей в самое ухо. Холодные, как лед, пальцы ложатся на ее плечи, поглаживая сквозь тонкую ткань домашней рубашки.
-Не забыла бы при всем желании,- она откидывается назад, ложась затылком на его плечо. Жесткие темные волосы щекочут ее щеку, и она на секунду прикрывает глаза и улыбается.
-Что на сей раз?- продолжая обнимать ее одной рукой, второй он тянется к тетради, приподнимает тисненую кожаную обложку.- Любовь, романтика и все прочее в том же духе?
Она легонько бьет его по пальцам.
-Герои, битвы, магия и… да, любовь тоже. Что плохого может быть в любви?
-Ничего,- он молниеносным движением перехватывает ее руку, обхватывает пальцами тонкое запястье и гладит ласково.- Любовь – самое прекрасное из всего, что когда-либо существовало в этом мире.
-Почему-то, когда я слышу подобные слова от тебя, мне немедленно хочется напиться,- хмыкает она, следя глазами за тем, как его ладонь поднимается вверх по ее руке, задирая широкий рукав рубашки.- Чтобы сразу и до потери памяти.
Вместо ответа ее выдергивают из кресла. С легкостью, словно она не взрослая женщина не самой, притом, субтильной комплекции, а маленькая девочка, которая почти ничего не весит. Впрочем, для него и она – женщина, взрослая и далее по тексту – не тяжелее пушинки.
-И ты еще что-то говоришь о моем яде?- насмешливо интересуется он, наклоняясь, чтобы заглянуть в ее лицо.
-Может быть, это заразно?- она усмехается, глядя прямо ему в глаза.
Она никогда не отводила взгляда, если он смотрел на нее. Ее завораживали переливы красного в этих глазах – от темного, цвета свернувшейся крови, когда он был зол или голоден, до ярко-алого, как сейчас. Такой цвет его глаза приобретали после удачной охоты, неизменно приводившей его в прекрасное расположение духа.
Сытый хищник, думает она. Ужасно банальное сравнение, набившее оскомину после бесчисленных опусов всех этих доморощенных «мистиков». Затасканное до дыр, но вместе с тем – удивительно верное. Точное.
Сытый, довольный хищник. Ночной охотник, чудовище, которым пугают детей и которое пахнет кровью.
Кстати, именно он рассказал ей, как же все-таки пахнет эта самая кровь. Собственно, вопрос этот в свое время спас начинающей романистке жизнь – вместо того, чтобы выпить ее, вампир битых два часа рассказывал своей несостоявшейся жертве о том, как пахнет его излюбленное блюдо. После того, разумеется, как заново обрел дар речи.
Впрочем, ей просто повезло. Встреть она его на пару часов раньше, и знакомство их имело совершенно иной исход. Далеко не такой приятный.
-Эй,- он щелкает пальцами у нее перед носом,- снова задумалась о своих сюжетах? Как там… «Он сжал ее в своих объятьях, и нежные девичьи руки»…
-Свернули ему шею,- фыркает она,- чтоб не трепался попусту.
-Никакой романтики,- он вздыхает почти искренне.- Я бы, наверное, поборолся с этим. Но ведь ты, чего доброго, просто поднимешь меня на смех.
-А ты попробуй,- с тихим смешком предлагает она.- Вдруг получится?
-Хм-м…- задумчиво тянет он.- А почему бы, собственно, и нет?
Прежде чем она успевает хоть что-нибудь сказать, он подхватывает ее на руки и целует. Целует так, что у нее разом пропадает желание язвить дальше. Зато появляется другое – жаркое, томительное, оно совершенно недвусмысленно тянет низ живота, отзывается гулким эхом по всему телу. Особенно там, где ее касаются его руки и губы.
-Мне нравится, когда ты такая,- негромко произносит он, целуя ее в шею.- Тихая. Покорная.
На тонкой коже остаются четкие следы, когда он прихватывает ее зубами. Осторожно, чтобы не прокусить насквозь, но достаточно ощутимо для того, чтобы она тихонько застонала – не то протестуя, не то прося большего.
-Теплая. Сладкая,- продолжает он, опуская ее на кровать.
Брошенные с краю листы черновиков протестующе шелестят, возмущенные вторжением. Ее книги привыкли чувствовать себя хозяевами здесь. В ее спальне, в ее жизни. Он одним движением сметает на пол наброски нового романа. Сейчас здесь он. Остальное может подождать.
Она смотрит из-под полуопущенных ресниц, как он отстраняется, чтобы раздеться. У него широкие плечи, мускулистые руки и плоский живот. Узкие бедра, поджарый зад и длинные ноги. Он практически безупречен, это чудовище из ночных кошмаров – с острыми клыками, белой кожей и багровыми глазами.
Страшное и красивое.
Страшно красивое.
Восхитительное чудовище.
Встав коленями на матрас, он снимает с нее сначала рубашку, потом потрепанные джинсы. Медленно, лаская едва ли не каждый сантиметр обнажающегося тела. Заставляя изнывать от желания. И шепчет, перемежая слова и поцелуи:
-Нежная. Живая. Моя.
Она вскрикивает от удовольствия, когда, одновременно с этим тихим, но властным «моя», он погружается в нее. Одним движением, сильно и глубоко. И возмущенно распахивает глаза, потому что он останавливается. Прижимает ее к постели всем телом и смотрит. Просто смотрит, не произнося ни слова.
Она знает, что нужно делать. И, с трудом разлепив непослушные пересохшие губы, хрипло просит:
-Пожалуйста. Продолжай…
-Что именно?- он приподнимается на локтях, целует ее в уголок губ и слегка двигает бедрами.- Это?
-Да,- она стонет, вцепляется пальцами в его плечи.- Это… Не останавливайся, пожалуйста…
-Вот так?- спрашивает он, начиная медленно двигаться в глубине ее истекающего вожделением тела.- Так ты хочешь?
-Сильнее,- она уже не просит, но требует. Обхватив ногами его бедра, сама подается навстречу, жадно и резко.- Сильнее!
Он отстраняется, почти выходит, но тут же мощным толчком буквально впечатывает ее в кровать, и она снова срывается на крик. Ее ногти оставляют белые полосы на его спине и плечах, она сжимается вокруг него и снова требует, снова просит, умоляет.
-Все, что угодно,- шепчет она, и ее горячее дыхание оседает крошечными капельками влаги на его коже,- только не останавливайся.
Он усмехается краешком губ:
-Никогда не мог отказать тебе в такой просьбе.
Она выгибается под ним, прижимается всем телом. Ее стоны отдаются в его ушах, и кто бы знал, каких усилий ему стоит сдерживать себя сейчас. Но человеческое тело – это живое, горячее тело – слишком хрупкое. Достаточно одного неосторожного движения, чтобы причинить боль, или даже искалечить. А он не хочет – ни того, ни другого. Он хочет, чтобы ей было хорошо. Так же хорошо, как ему сейчас. В тот самый момент, когда он с хриплым рычанием кончает в нее, чувствуя в ответ дрожь ее оргазма.
-Я должен уйти.
Она приподнимается на локте и вопросительно смотрит на него. Он всегда уходит, еще ни разу не было, чтоб остался дольше, чем на несколько часов. Но никогда не говорит об этом. Да еще таким голосом, как будто собирается уйти навсегда.
-Не навсегда, не бойся,- он усмехается и треплет ее по волосам.
-А почему я должна этого бояться?- она равнодушно дергает плечом.
Это равнодушие – ложь. Самой чистой воды ложь, наглое вранье, которым она старается прикрыть то, что на самом деле чувствует. Страх. И облегчение, когда слышит, что не навсегда.
Как всегда, старания эти оказываются тщетны. Он не умеет читать мысли, сам говорил ей об этом. Но иногда это оказывается ненужным. Когда знаешь кого-то очень давно и очень хорошо. Так, как он знает ее.
-Моя маленькая отважная девчонка,- улыбается он, притягивает ее ближе и целует в плечо.- Мне это всегда в тебе нравилось.
-Ты все же решил побороться за романтику?- хмыкает она.
-Ты же знаешь, я люблю делать комплименты,- отзывается он.- Особенно заслуженные.
-Других ты не знаешь,- она негромко смеется.- Никогда не забуду, как ты разнес мою новую прическу полгода назад. А мне она так нравилась, между прочим.
-У тебя прекрасный вкус,- он пожимает плечами,- но иногда даже он дает осечку. Это был именно такой случай.
Она вздергивает бровь:
-Вот как? А что насчет тебя? И того кожаного пальто?
-Оно замшевое, это раз,- невозмутимо парирует он.- И, кстати, не такое уж плохое. А ты перестань так делать. У тебя сейчас брови на затылок съедут.
-Неужели?
-Могу поспорить.
Он проводит рукой по ее лбу, она со вздохом прижимается к его прохладной жесткой ладони. И молчит, закрыв глаза.
-Ты не спросишь, почему я ухожу и когда вернусь?- спустя некоторое время произносит он.
-А зачем?- не открывая глаз, говорит она.- Ты же все равно не скажешь.
Он убирает руку с ее лба, берет за подбородок, заставляя поднять лицо. Она открывает глаза и смотрит на него.
-Я действительно не смогу сказать, когда вернусь,- говорит он.
-Но? Ты скажешь, почему уходишь? А ты уверен, что мне стоит это знать?
-Уверен,- отрезает он, и его голос на мгновение утрачивает свою мягкость.- Иначе не стал бы начинать этот разговор.
Она садится в постели, натягивает повыше простыню и кивает:
-Тогда говори.
Он чуть насмешливо приподнимает бровь, глядя на ее серьезное лицо. Но ведь она, сама того не зная до конца, права. Все действительно серьезно. Серьезнее, чем можно себе представить. И гораздо серьезнее, чем ему самому хотелось бы.
-Ты, наверное, догадываешься, что таких, как я, существует довольно много. Мы живем по всему миру, кто-то поодиночке, но в основном – небольшими группами. Мы называем их ковенами. Среди этих ковенов есть один… Не то чтобы он был главенствующим, но его члены сильны, очень сильны. И считается, что они, вроде как, приглядывают за порядком среди нас. Следят за выполнением законов и все прочее в том же духе.
-А у вас…- она делает небольшую паузу, прежде чем закончить.- У вас есть законы?
-Конечно,- он усмехается, но усмешка эта выходит невеселой.- Их не так много, как у обычных людей, и они нигде не записаны. Но это не значит, что их можно не соблюдать.
-И один из этих законов как-то касается общения с простыми людьми? Такими, как я?- она хмурится, догадываясь уже, каким будет ответ.
-Да,- кивает он.- Никто не должен знать о существовании бессмертных – вот о чем говорит этот закон. И его должны исполнять все. Без исключения.
-А ты его нарушил,- она не спрашивает. К чему спрашивать о том, что и так ясно.
-Нарушил,- соглашается он нехотя. Никому не нравится признавать свои ошибки. Особенно, если сам не считаешь ошибкой то, что сделал.
Но есть другие. И они думают иначе.
-И что теперь?- спрашивает она, глядя ему в глаза.- Что с тобой будет?
Не то чтобы она не боялась за себя. Боится, конечно. Она ведь только человек, она смертна. А смертным свойственно бояться за самое дорогое, что у них есть. За их собственную жизнь. Но за него она боится едва ли не больше.
-Если не узнают, ничего не будет,- он садится и обнимает ее, чтобы успокоить.- А для того, чтобы не узнали, мне нужно уйти. Пока что.
-Хорошо,- она отстраняется и смотрит ему в глаза. Прямо, как всегда, и спокойно.
-Эй,- он ловит ее и притягивает обратно.- Я же не сказал, что ухожу прямо сейчас. Немного времени у нас еще есть. И я предлагаю потратить его на кое-что приятнее разговоров.
-Вот как?- с усмешкой отзывается она и целует его в шею, чуть ниже уха.- И на что, например?
-Например, на то, что ты только что начала делать,- он откидывается на спину, увлекая ее за собой.- И я не стану возражать, если ты продолжишь.
-Было бы странно, если ты возражал…
Он уходит под утро. Она не провожает его, это ни к чему. Лежа в разворошенной постели, подпирая щеку ладонью, она смотрит, как он подходит к окну и исчезает. Просто растворяется темной дымкой в предрассветном полумраке.
Еще одно банальное сравнение. Она переворачивается на спину и смотрит в потолок. Банальное, но удивительно верное. Точное.
Теперь было бы неплохо подумать о том, что дальше. Не выходить на улицу? Ведь такие, как он, не могут войти в дом без приглашения. Запереться, заказывать еду с доставкой. Отправлять новые главы книги по электронной почте.
И через две недели, максимум, напрочь одуреть от такой жизни. Но ведь это лучше, чем оказаться чьей-нибудь закуской, не так ли? Значит, придется проявить благоразумие. По крайней мере, пока все не закончится.
Приняв решение, она засыпает почти мгновенно. Странно, конечно, но это только в книгах пишут, что покинутые своими избранниками девушки лишаются сна. Особенно под угрозой смертельной опасности. Авторы этих книг, должно быть, плохо знают обычных человеческих девушек и их потребности.
Он по привычке бросает прощальный взгляд на ее окно – третий этаж, шестое слева. Поворачивается и идет прочь. Вниз по улице, насвистывая старый военный марш.
Через три квартала от ее дома он чувствует присутствие другого. Такого же, как он. Высокая, худая фигура шагает ему наперерез. Светлые волосы, красные глаза – он узнает его сразу же.
-Давно не виделись,- произносит он вместо приветствия.- Что привело в наши края?
-С каких пор эти края стали твоими?- усмехается второй.- С тех пор, как здесь живет эта женщина? Эта… смертная?
На его лице не дрогнет ни единый мускул. Он все так же спокойно, едва заметно усмехается, но в глазах мелькает предупреждение. Второй отступает на шаг и качает головой:
-Подумать только. Подумать только…
-Одного раза было вполне достаточно,- хмыкает он.- Скажешь, зачем пришел?
-Ты знаешь.
-Предупредить? Прости, дружище, но ты опоздал. Я уже и сам все знаю.
Второй молчит некоторое время. Потом нехотя, глядя в сторону, произносит:
-И что? Что будешь делать дальше?
Он хлопает его по плечу и усмехается – зло и весело.
-А это, дружище, уже моя забота. Что-нибудь придумаю.
Второй поворачивается и смотрит на него. Долго, пристально смотрит. Светлые брови тесно сходятся над переносицей.
-Если тебе понадобится моя помощь…
-А знаешь, что?- перебивает он.- Пожалуй, действительно понадобится.
-Нет!- вскидывается второй, догадавшись, к чему идет дело.- Этого я делать не стану!
-Ты мне должен, помнишь?
Не самый честный ход, верно. Но, как говорится, в любви и на войне все средства хороши. А он знает толк и в том, и в другом.
Второй рассерженно шипит. Ни дать, ни взять – обозленная змея, которой отдавили хвост. Однако отказать он не может. Потому что действительно должен. И согласиться – это самое малое, чем возможно оплатить тот долг.
-Хорошо,- кивает второй спустя некоторое время.- Можешь быть спокоен за свою смертную.
-Спасибо,- он отвечает без тени улыбки.
Второй раздраженно дергает плечом, резко разворачивается и спустя секунду скрывается в том же проулке, из которого появился. Но теперь он будет держаться неподалеку. Пока все не закончится, так или иначе.
Что ж, хотя бы об одном можно теперь не беспокоиться.
В ожидании проходит неделя, за ней минует другая. Она не выходит из дома, как и планировала. Чувствует, что так действительно будет лучше. Хотя это, как она и ожидала, оказывается не таким уж легким делом. Трудно в одночасье полностью поменять образ жизни на диаметрально противоположный тому, к которому привыкла.
Неплохим средством бороться со скукой становится работа над книгой. Да что там. Единственным средством, если честно. Она сама не понимает, откуда в ней берется такой энтузиазм, но главы буквально сыплются из-под пера – одна за другой. Редактор, ошеломленный такой невиданной продуктивностью, не устает петь хвалебные песни в ее адрес, а она работает и работает. Дни и ночи напролет, как одержимая.
Как будто хочет закончить эту книгу до того, как…
Что? Что должно случиться?
Об этом она думает часто. Иногда подолгу. Смотрит на лежащую перед ней тетрадь или в монитор ноутбука, но не видит ни строчки. Что будет? С ней. С ним. Он так ни слова и не сказал о том, что собирается сделать, и теперь ей остается только гадать.
Стук в окно раздается посреди ночи. Вопреки обыкновению она сразу бросает ручку, не дописав до конца даже слово. Оно так и остается на бумаге – половина от того, что должно было быть.
-Входи,- выпаливает она, подлетев к окну.
И только отдернув плотную штору, понимает, что ошиблась.
На широком карнизе стоит не он. Этот – другой, хотя тоже бессмертный, в этом сомневаться не приходится. Таких глаз не бывает у простых людей. Да и кто из них смог бы взобраться на третий этаж по абсолютно гладкой стене.
Она с испуганным возгласом отшатывается от окна. Понимает, что поздно, что приглашение уже прозвучало. Но инстинкты – это инстинкты. Чаще всего с ними бесполезно бороться.
Бессмертный брезгливо морщится от женского крика, глядя на нее сквозь стекло. А потом он поднимает руку – и массивная деревянная рама с грохотом и звоном разбитого стекла обрушивается на пол. Он перешагивает через низкий подоконник и неторопливо идет к ней. К чему спешить, если жертве все равно некуда деться.
Она пятится, не отводя от него взгляда. Светлые волосы, бледная кожа и красные глаза. Холодные, равнодушные глаза убийцы. Страх сковывает ее, пробивает крупной дрожью. Она понимает, слишком хорошо понимает, что бороться бесполезно.
Но не сделать совсем ничего – вот уж дудки.
Бейсбольная бита ложится в руку, оттягивает кисть, когда она поднимает ее. Хороший подарок сделали друзья на день рождения. Сказали, пригодится когда-нибудь. Ну, похоже, это самое когда-нибудь как раз настало. Закусив губу, она замахивается и бьет. Со всей силы, сколько ее есть.
Бессмертный, наблюдая за жалкими потугами своей жертвы, криво усмехается. Прочное дерево крошится в его пальцах мелкими щепками, сыплется на пол. И хрустит под подошвами его сапог, когда он делает последний шаг.
Оказывается, умирать такой смертью совсем не больно.
Хотя все равно очень страшно.
Он сходит с поезда рано утром. С хрустом потягивается, разминая мышцы и кости. Кто, черт его подери, придумал такие кресла? Пыточные орудия, иначе не назвать. И как только смертные с их чувствительными телами умудряются просиживать в них столько времени. Загадочные создания.
Шагая по аккуратно подметенной платформе, он улыбается. Редким еще пассажирам, озабоченно торопящимся по своим делам. Пожилому носильщику в форменной тужурке, который скучает у своей тележки. На него косятся с недоумением, некоторые даже с опаской. Черт знает, чему в пять утра может радоваться этот странный тип с жуткими глазами. Может, убил кого.
Ему плевать на эти взгляды. Совершенно плевать. Все закончилось. Решения приняты, разногласия улажены. Обошлось даже почти без драки. Все, что остается – пойти к ней и сообщить новости.
Дойдя до маленького ларька, который стоит у самого края платформы, он останавливается, чтобы купить сигарет. Не себе, конечно, – с этой бесполезной привычкой он распрощался лет сто назад. Но он знает одну особу, у которой вечно заканчиваются сигареты. Как раз под утро.
-Две пачки, будьте любезны,- говорит он, указывая на нужную марку.
-Один момент, мистер,- отзывается продавец, благообразный старичок в очках с толстыми стеклами,- сейчас, только блок открою.
-Я подожду,- он кивает и от нечего делать опускает взгляд на пачку свежих газет.
Должно быть, их только что привезли. Толстая стопка еще даже не распакована и пахнет еще не успевшей просохнуть толком типографской краской.
«ПОПУЛЯРНАЯ ПИСАТЕЛЬНИЦА НАЙДЕНА МЕРТВОЙ В СВОЕЙ КВАРТИРЕ».
Он наклоняется, перечитывая крупно отпечатанный заголовок. Прочный пластик упаковки рвется в руках, как тонкая фольга.
-Ваши сигареты, мистер. С вас два пятьдесят.
Он не слышит слов старика-газетчика. Он сейчас, пожалуй, вообще ничего не слышит.
«Вчера утром общественность была потрясена ужасным известием. Популярная молодая писательница, автор нескольких книг в жанре фэнтези, была найдена мертвой в собственной квартире. Полиция утверждает, что это было разбойное нападение. Об этом, по словам стражей порядка, свидетельствовали улики, обнаруженные на месте происшествия – выбитое окно и следы борьбы. Однако, до сих пор не ясно, как же бандит мог проникнуть в квартиру таким путем, ведь она находится на третьем этаже, а пожарная лестница»…
Это могло бы быть ошибкой. Но в статье указано ее имя, а с черно-белой зернистой фотографии улыбается ее лицо. Снимок полугодичной давности – на нем она с той самой дурацкой прической, которая ему так не нравилась.
-Ваша знакомая?- в голосе продавца слышно сочувствие.- Очень жаль ее, хорошие книги писала. Моя внучка ими зачитывалась одно время – не оторвать было. Мистер? Эй, вы в порядке? Может, врача позвать? Что-то на вас совсем лица нет…
-Не нужно врача,- он качает головой, медленно возвращаясь к реальности.- Все нормально.
-Точно?- озабоченно спрашивает старик. Ему, похоже, действительно не все равно.
-Да,- отрезает он и, резко повернувшись, срывается с места.
Только через несколько кварталов он, наконец, понимает, что спешка уже не имеет смысла. Некуда торопиться, не к кому спешить. В памяти всплывают слова, брошенные ему на прощание одним из глав ковена.
«Мы согласны на это. Но не можем гарантировать согласия других. А ты ведь знаешь, что противники таких решений находятся всегда».
На что он рассчитывал? На то, что оставленная защита будет достаточно надежной. И теперь некого винить в том, что это оказалось не так. Только себя и собственную самонадеянность.
Он бродит кругами по городу, распугивая прохожих. Он не замечает их испуганных лиц, возгласов, взглядов. Смотрит на них и не видит никого. Только под вечер, когда жажда напоминает о себе с обычной настойчивостью, он высматривает себе жертву среди них. Выпивает ее досуха, почти не чувствуя вкуса крови.
Ее выпили так же, думает он, глядя на бездыханное тело у себя под ногами. Наверняка она сама впустила своего убийцу, пригласила, не глядя. Думала, что это вернулся он. А когда поняла, что ошиблась, было уже поздно.
Но кто мог знать, каким путем он приходил к ней? Кто мог этим знанием воспользоваться?
Ответ находится очень быстро. Даже слишком. Только один из бессмертных знал достаточно, чтобы сделать это.
В горле клокочет глухое рычание. Он сжимает кулак, бьет в стену, не замечая летящих в лицо осколков кирпичной кладки.
Почему?
Все просто. Услуга за услугу, так они договаривались. А чем, как не ответной любезностью, стало избавление от смертной женщины, существование которой грозило неприятностями. В том случае, если бы все решилось иначе, но откуда тот, второй, мог знать, чем закончатся переговоры с ковеном?
Практически обезумев от ярости, он до утра мечется по городу в поисках убийцы. Обшаривает все места, где тот может скрываться. Переворачивает вверх дном несколько мотелей, врывается в бары. Тщетно. Желание отомстить жжет изнутри. Сильнее, чем жгла бы даже многодневная жажда.
Бесполезно. Все его усилия пропадают втуне. Того, второго, нигде нет. Возможно, он уже успел убраться из города, предвидя возможные последствия. Что ж, он сделает все, чтобы эти последствия оказались именно такими, каких этот ублюдок опасался.
Рано или поздно он его найдет.
Присутствие двоих бессмертных он ощущает, едва переступив порог очередного бара, дешевой забегаловки на окраине города. Один из них – вернее, одна, женщина – ему незнакома. Он чувствует только ее жажду, оглушающую даже на расстоянии. Новообращенная, машинально отмечает он про себя, такой голод свойственен только им.
А вот второй…
Нашелся, наконец. Не удрал, смотрите-ка. Непонятно, правда, на что рассчитывал, но в любом случае он об этом пожалеет. Прямо сейчас.
С его ростом совсем не трудно высмотреть знакомую фигуру поверх голов толпящихся в прокуренном душном зале посетителей. Тот стоит возле второго выхода, придерживает дверь, пропуская свою спутницу. Она поддерживает под руку невысокого мужчину, с явным трудом держащегося на ногах. Человек едва не падает, запнувшись о порог, хватается за плечо женщины и что-то говорит ей, наклонившись слишком близко.
Она отстраняется и практически выволакивает свою жертву на улицу. Ее светловолосый спутник мельком оглядывается по сторонам – убедиться, что никто ничего не заметил. Он встречается с ним взглядами. Тот чуть заметно усмехается, кивает, точно приглашая следовать за собой, и выходит следом за новообращенной и ее ужином.
Он срывается за ними, расталкивая возмущенно вопящих посетителей бара. Вслед ему несутся оскорбления и бесполезные угрозы, которых он даже не слышит толком. Он с размаху бьет по двери ногой, та слетает с петель, с грохотом ударяется о забор на противоположной стороне узкого, провонявшего рвотой и мочой переулка и падает в кучу мусора. На краю сознания застывает человеческий крик и быстро удаляющийся топот – сам того не желая, он, похоже, спас чью-то жизнь.
-Убью!- рычит от, впечатывая светловолосого вампира в стену.
По старой штукатурке разбегаются трещины, когда он с наслаждением бьет его башкой о ту же самую стену. Светловолосый молча, сосредоточенно отбивается, но силы явно не равны. Можно было бы покончить с ним всего одним ударом, да только этого будет недостаточно, чтобы заглушить бурлящую внутри злость.
Пронзительный женский крик режет по ушам. Новообращенная бросается на защиту своего приятеля, разумеется, как же без этого. Она вцепляется в него мертвой хваткой, стараясь оттащить прочь. Он, не глядя, отмахивается. Обычно он не бьет женщин. За исключением тех случаев, когда они сами нарываются на драку.
Она вскрикивает от боли, отлетает в сторону, но возвращается сразу же. Хватает его за шею, упирается ногой в стену и повисает всей тяжестью, отчаянно ругаясь ему в самое ухо.
-Скотина какая! Ему говорят – стой! А он еще и дерется! Ну, ничего, сейчас-то я тебе могу сдачи дать, это уж будь покоен!
Он застывает на месте, позабыв даже отбиваться от нее. И тут же получает сокрушительный удар. В то же самое ухо, которое только что было вынуждено выслушивать ее ругань. Прекрасный завершающий аккорд, ничего не скажешь.
Главное, вполне в ее духе.
Пошатнувшись, он разжимает руки, выпуская на свободу своего противника. Тот, не преминув воспользоваться передышкой, стремительно уходит в сторону. Что и говорить, за некоторыми беседами лучше следить с безопасного расстояния. Равно как и участвовать в них.
-Ты…- оно поворачивается к ней, медленно, как будто боится, что ошибся.- Это ты.
-А ты кого желал увидеть?- фыркает она, потирая ушибленное плечо.- Бейонс?
-Что еще за Бейонс?- машинально переспрашивает он. Смотрит на нее и все почему-то никак не может поверить собственным глазам. Почему, хотелось бы знать?
-А еще американец, патриот,- она поправляет съехавший на глаза капюшон и весело смотрит на него.- А одно из главных достояний родной страны знать не знаешь. Позорище.
Теперь, когда она смотрит на него, так же, как смотрела всегда, он, наконец, понимает, что это она. У нее бледная кожа, и глаза светятся алым, но это она.
-И вот так всегда с вами, мужчинами,- насмешливо произносит она, когда он стискивает ее в объятьях.- Сначала бьют, потом любят. Чудовища. Пусти уже, а то поломаешь.
-Тебя теперь не поломаешь,- усмехается он, но все-таки ставит ее на землю с прежней осторожностью. С некоторыми привычками так сразу, пожалуй, не расстанешься.
Она весело фыркает, поправляя куртку. И сразу же после этого выдает ему еще один тычок, на сей раз в плечо.
-Осторожней,- смеется он, перехватывая ее руку.- А то ты меня поломаешь.
-А заслужил,- невозмутимо отзывается она.- Что за дела, позволь спросить? Не успел появиться, как сразу – убью! И драться полез. Нет бы, узнать все для начала.
-Прости,- он виновато разводит руками.
-Немного не по адресу извинения,- говорит она, кивая в сторону второго бессмертного, который все еще стоит неподалеку.
Он поворачивается к нему и повторяет:
-Прости. Я думал…
-Что я ее убил?- фыркает тот.- Знаешь, в чем твой главный недостаток? Ты прекрасно дерешься, но вот думать, как раз, не умеешь совершенно. Поработай над этим на досуге, будет полезно.
-Я видел газеты сегодня утром,- говорит он и поворачивается к ней.- С известием о твоей смерти на первой странице.
-Столько лет живешь, а до сих пор веришь тому, что пишут в газетах?- весело хмыкает она.- Хотя, по правде говоря, на этот раз написали все, как было. Меня на самом деле нашли в квартире – зрелище, я полагаю, то еще было. Домовладелица аж в обморок грохнулась, бедняга. Ну, а дальше все, как обычно. Полиция, журналисты. Я ведь и правда популярная писательница. Была, по крайней мере.
-И кому из вас двоих принадлежит этот сногсшибательный план?- саркастично осведомляется он.
-Ему,- без зазрения совести сдает она своего создателя.- Правда, он не удосужился сначала объяснить, что именно задумал. В этом вы удивительно похожи, не находишь?
-На это не было времени,- пожимает плечами светловолосый.- Или ты забыла тех двоих?
Она молча передергивает плечами. Воспоминания о двоих бессмертных, пришедших следом за ее создателем, нельзя назвать самыми приятными в ее жизни.
Он машинально обнимает ее и спрашивает, обращаясь ко второму:
-Двое?
Тот презрительно вздергивает верхнюю губу:
-Психованные фанатики. Решили не дожидаться решения ковена законников и разобраться своими силами.
-Надеюсь, вы с ними ничего не сделали?- на всякий случай спрашивает он. Убийство другого бессмертного – не самое лучшее начало.
-Разве что отвесили пару прощальных пинков,- усмехается светловолосый.- Нет, им достаточно было увидеть, что она уже одна из нас. Больше они вас не побеспокоят.
Последняя фраза звучит совершенно недвусмысленно.
-Ты уходишь,- она не спрашивает, уже зная, что услышит в ответ.
-Я свое дело сделал,- ее создатель поживает плечами.- А учитель из меня всегда был никудышный. У него это получится лучше.
Она шагает к нему, но тот пятится:
-Обойдемся без объятий.
-Хорошо,- кивает она.
И добавляет после недолгой паузы:
-Прощай. И спасибо.
-Не стоит,- качает тот головой и говорит, глядя в сторону:- Мы квиты.
-Квиты,- он согласно кивает. Долг уплачен сполна, даже более чем.
Светловолосый не прощается, просто уходит. Здесь его больше ничего не держит, значит, нет смысла медлить.
Она смотрит в конец переулка, где скрылся ее создатель. Слово-то какое, боже мой. Но ведь иначе его и не назовешь.
-Эй,- он трогает ее за плечо,- что с тобой?
Она качает головой, потом встряхивается и, повернувшись к нему, улыбается:
-Ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Ну, и какие планы?
Он обнимает ее за плечи и ведет к выходу из переулка. В конце концов, здесь действительно слишком мерзко пахнет, чтобы задержаться еще хотя бы немного.
-Планы?- задумчиво переспрашивает он, глядя на нее.- Ну, если тебя не пугает перспектива провести вечность в обществе такого неприятного типа, как я, то…
-Знаешь, чем хороша вечность?- с негромким смешком перебивает она.- В любой момент можно сделать перерыв, сколь угодно долгий. И не бояться о потраченном зря времени.
-О,- многозначительно произносит он.- Хочешь сказать, что уже успела об этом подумать?
Она, смеясь, прижимается к его боку.
-Ну, должна же я была чем-то себя занять, пока лежала в холодильнике городского морга. Кстати, не самое приятное место, могу тебе сказать. Но думается в нем на удивление хорошо.
-Бр-р,- он передергивает плечами,- не напоминай, прошу тебя.
-Хорошо, не буду. Лучше скажи мне вот что. Ты правда не знаешь, кто такая Бейонс?- Она напевает несколько строчек какой-то песенки.- Помнишь эту? Она этим летом только что в утюгах не играла.
Он качает головой и усмехается:
-Боюсь, я слишком стар для подобных вещей.
-Да? Вот, кстати, давно хотела тебя спросить – сколько тебе на самом деле?
-Хм. Ты не будешь против, если я отвечу лет, скажем, через пятьдесят?
-Иначе будешь чувствовать себя растлителем малолетних вампиров?- фыркает она.- Только я что-то не припомню, чтобы раньше тебя твой возраст так волновал.
-Это было раньше,- уклончиво отвечает он.
Но ведь разве она отстанет, если уж решила докопаться до истины?
-Брось. Сколько?
-Ладно. Двести тридцать. Вернее, двести пятьдесят пять, если считать все вместе.
-Солидно,- присвистнув, отзывается она.- Но если брать обычный возраст, я тебя старше. На шесть с половиной лет, так что не переживай.
-Спасибо за утешение.
-На здоровье. Куда дальше?
Он оглядывает улицу, уже почти опустевшую в предрассветный час. Редкие компании ночных гуляк еще толпятся возле баров, но скоро и они разбредутся по домам. Стоит поторопиться, пожалуй. Он никогда не любил отправляться в свое убежище на голодный желудок.
-Как ты смотришь на ранний завтрак?
-Отличное предложение,- улыбается она.
-Тогда прошу вас, мэм,- он отвешивает ей церемонный поклон и галантно берет под руку.- Могу посоветовать французскую кровь. В этот час ее букет бывает особенно хорош. А уж каков запах!
-Ой, я же тебе еще не рассказала,- спохватывается она.- Теперь я знаю, как пахнет кровь. Все, как ты и говорил. И все остальные запахи…
Шагая рядом с ней, он с улыбкой слушает ее голос. Провести с ней вечность? Пожалуй, это будет весьма приятным времяпрепровождением.
Название: нет.
Автор: _bitch
Бета: нет.
Рейтинг: R.
Пейринг: вампир/писательница.
Время действия (спойлеры): наши дни, некая страна, некий город.
Краткое содержание: все, как обычно. она писательница, он вампир. он приходит к ней по ночам, утром уходит, и все бы ничего, но "первое правило бойцовского клуба - никому не говорить о бойцовском клубе"(с).
От автора: по правде говоря, автор написал этот текст под очень большим влиянием нескольких просмотренных вампирских киноопусов. в любом случае смотрите следующий пункт.
Отказ от прав: все события вымышлены, все совпадения неслучайны.
читать дальшеОт окна доносится тихий стук. Как будто ветка дерева раскачивается от ветра и задевает листьями стекло. Но, во-первых, на календаре только пятое марта, и для листьев рановато. А во-вторых, под окном ее квартиры не растет ни одного дерева.
Стук повторяется. Снова и снова. Становится более настойчивым, требовательным.
Кое-кто так и не научился терпению. И, видимо, не научится никогда. Как там говорится? Старого пса не обучишь новым трюкам? Что ж, очень верно сказано.
Она, не торопясь, выводит последнюю строку и ставит точку. Пока сохнут чернила, пробегает взглядом написанное и удовлетворенно кивает. Вышло весьма недурно. Пожалуй, завтра можно перепечатать на компьютере и отправлять в издательство. Конечно, с рукописными черновиками много мороки, но она привыкла так работать. Старый пес и новые трюки, вы же понимаете.
Она закрывает тетрадь, завинчивает колпачок ручки. Аккуратно откладывает в сторону и негромко произносит:
-Входи уже.
И почти сразу об пол возле окна стучат подошвы тяжелых сапог. Да, окно было закрыто, если не считать щели между рамой и верхней фрамугой, через которую не пролезла бы и кошка. Но когда его останавливали подобные мелочи? Прозвучавшего приглашения было вполне достаточно, чтобы войти.
-Все так же жарко и мрачно,- низкий голос знакомо растягивает слова с насмешливой иронией.- Все так же пахнет чернилами, табаком и вчерашним кофе. Какая похвальная стабильность.
-Все тот же яд в голосе и мыслях,- не оборачиваясь, парирует она.- Стабильность, разумеется, не менее похвальная, но я все-таки не устаю удивляться, как ты до сих пор от этого своего яда не помер?
За спиной раздается тихий смешок.
-Я же бессмертный, помнишь?- шепчет он ей в самое ухо. Холодные, как лед, пальцы ложатся на ее плечи, поглаживая сквозь тонкую ткань домашней рубашки.
-Не забыла бы при всем желании,- она откидывается назад, ложась затылком на его плечо. Жесткие темные волосы щекочут ее щеку, и она на секунду прикрывает глаза и улыбается.
-Что на сей раз?- продолжая обнимать ее одной рукой, второй он тянется к тетради, приподнимает тисненую кожаную обложку.- Любовь, романтика и все прочее в том же духе?
Она легонько бьет его по пальцам.
-Герои, битвы, магия и… да, любовь тоже. Что плохого может быть в любви?
-Ничего,- он молниеносным движением перехватывает ее руку, обхватывает пальцами тонкое запястье и гладит ласково.- Любовь – самое прекрасное из всего, что когда-либо существовало в этом мире.
-Почему-то, когда я слышу подобные слова от тебя, мне немедленно хочется напиться,- хмыкает она, следя глазами за тем, как его ладонь поднимается вверх по ее руке, задирая широкий рукав рубашки.- Чтобы сразу и до потери памяти.
Вместо ответа ее выдергивают из кресла. С легкостью, словно она не взрослая женщина не самой, притом, субтильной комплекции, а маленькая девочка, которая почти ничего не весит. Впрочем, для него и она – женщина, взрослая и далее по тексту – не тяжелее пушинки.
-И ты еще что-то говоришь о моем яде?- насмешливо интересуется он, наклоняясь, чтобы заглянуть в ее лицо.
-Может быть, это заразно?- она усмехается, глядя прямо ему в глаза.
Она никогда не отводила взгляда, если он смотрел на нее. Ее завораживали переливы красного в этих глазах – от темного, цвета свернувшейся крови, когда он был зол или голоден, до ярко-алого, как сейчас. Такой цвет его глаза приобретали после удачной охоты, неизменно приводившей его в прекрасное расположение духа.
Сытый хищник, думает она. Ужасно банальное сравнение, набившее оскомину после бесчисленных опусов всех этих доморощенных «мистиков». Затасканное до дыр, но вместе с тем – удивительно верное. Точное.
Сытый, довольный хищник. Ночной охотник, чудовище, которым пугают детей и которое пахнет кровью.
Кстати, именно он рассказал ей, как же все-таки пахнет эта самая кровь. Собственно, вопрос этот в свое время спас начинающей романистке жизнь – вместо того, чтобы выпить ее, вампир битых два часа рассказывал своей несостоявшейся жертве о том, как пахнет его излюбленное блюдо. После того, разумеется, как заново обрел дар речи.
Впрочем, ей просто повезло. Встреть она его на пару часов раньше, и знакомство их имело совершенно иной исход. Далеко не такой приятный.
-Эй,- он щелкает пальцами у нее перед носом,- снова задумалась о своих сюжетах? Как там… «Он сжал ее в своих объятьях, и нежные девичьи руки»…
-Свернули ему шею,- фыркает она,- чтоб не трепался попусту.
-Никакой романтики,- он вздыхает почти искренне.- Я бы, наверное, поборолся с этим. Но ведь ты, чего доброго, просто поднимешь меня на смех.
-А ты попробуй,- с тихим смешком предлагает она.- Вдруг получится?
-Хм-м…- задумчиво тянет он.- А почему бы, собственно, и нет?
Прежде чем она успевает хоть что-нибудь сказать, он подхватывает ее на руки и целует. Целует так, что у нее разом пропадает желание язвить дальше. Зато появляется другое – жаркое, томительное, оно совершенно недвусмысленно тянет низ живота, отзывается гулким эхом по всему телу. Особенно там, где ее касаются его руки и губы.
-Мне нравится, когда ты такая,- негромко произносит он, целуя ее в шею.- Тихая. Покорная.
На тонкой коже остаются четкие следы, когда он прихватывает ее зубами. Осторожно, чтобы не прокусить насквозь, но достаточно ощутимо для того, чтобы она тихонько застонала – не то протестуя, не то прося большего.
-Теплая. Сладкая,- продолжает он, опуская ее на кровать.
Брошенные с краю листы черновиков протестующе шелестят, возмущенные вторжением. Ее книги привыкли чувствовать себя хозяевами здесь. В ее спальне, в ее жизни. Он одним движением сметает на пол наброски нового романа. Сейчас здесь он. Остальное может подождать.
Она смотрит из-под полуопущенных ресниц, как он отстраняется, чтобы раздеться. У него широкие плечи, мускулистые руки и плоский живот. Узкие бедра, поджарый зад и длинные ноги. Он практически безупречен, это чудовище из ночных кошмаров – с острыми клыками, белой кожей и багровыми глазами.
Страшное и красивое.
Страшно красивое.
Восхитительное чудовище.
Встав коленями на матрас, он снимает с нее сначала рубашку, потом потрепанные джинсы. Медленно, лаская едва ли не каждый сантиметр обнажающегося тела. Заставляя изнывать от желания. И шепчет, перемежая слова и поцелуи:
-Нежная. Живая. Моя.
Она вскрикивает от удовольствия, когда, одновременно с этим тихим, но властным «моя», он погружается в нее. Одним движением, сильно и глубоко. И возмущенно распахивает глаза, потому что он останавливается. Прижимает ее к постели всем телом и смотрит. Просто смотрит, не произнося ни слова.
Она знает, что нужно делать. И, с трудом разлепив непослушные пересохшие губы, хрипло просит:
-Пожалуйста. Продолжай…
-Что именно?- он приподнимается на локтях, целует ее в уголок губ и слегка двигает бедрами.- Это?
-Да,- она стонет, вцепляется пальцами в его плечи.- Это… Не останавливайся, пожалуйста…
-Вот так?- спрашивает он, начиная медленно двигаться в глубине ее истекающего вожделением тела.- Так ты хочешь?
-Сильнее,- она уже не просит, но требует. Обхватив ногами его бедра, сама подается навстречу, жадно и резко.- Сильнее!
Он отстраняется, почти выходит, но тут же мощным толчком буквально впечатывает ее в кровать, и она снова срывается на крик. Ее ногти оставляют белые полосы на его спине и плечах, она сжимается вокруг него и снова требует, снова просит, умоляет.
-Все, что угодно,- шепчет она, и ее горячее дыхание оседает крошечными капельками влаги на его коже,- только не останавливайся.
Он усмехается краешком губ:
-Никогда не мог отказать тебе в такой просьбе.
Она выгибается под ним, прижимается всем телом. Ее стоны отдаются в его ушах, и кто бы знал, каких усилий ему стоит сдерживать себя сейчас. Но человеческое тело – это живое, горячее тело – слишком хрупкое. Достаточно одного неосторожного движения, чтобы причинить боль, или даже искалечить. А он не хочет – ни того, ни другого. Он хочет, чтобы ей было хорошо. Так же хорошо, как ему сейчас. В тот самый момент, когда он с хриплым рычанием кончает в нее, чувствуя в ответ дрожь ее оргазма.
-Я должен уйти.
Она приподнимается на локте и вопросительно смотрит на него. Он всегда уходит, еще ни разу не было, чтоб остался дольше, чем на несколько часов. Но никогда не говорит об этом. Да еще таким голосом, как будто собирается уйти навсегда.
-Не навсегда, не бойся,- он усмехается и треплет ее по волосам.
-А почему я должна этого бояться?- она равнодушно дергает плечом.
Это равнодушие – ложь. Самой чистой воды ложь, наглое вранье, которым она старается прикрыть то, что на самом деле чувствует. Страх. И облегчение, когда слышит, что не навсегда.
Как всегда, старания эти оказываются тщетны. Он не умеет читать мысли, сам говорил ей об этом. Но иногда это оказывается ненужным. Когда знаешь кого-то очень давно и очень хорошо. Так, как он знает ее.
-Моя маленькая отважная девчонка,- улыбается он, притягивает ее ближе и целует в плечо.- Мне это всегда в тебе нравилось.
-Ты все же решил побороться за романтику?- хмыкает она.
-Ты же знаешь, я люблю делать комплименты,- отзывается он.- Особенно заслуженные.
-Других ты не знаешь,- она негромко смеется.- Никогда не забуду, как ты разнес мою новую прическу полгода назад. А мне она так нравилась, между прочим.
-У тебя прекрасный вкус,- он пожимает плечами,- но иногда даже он дает осечку. Это был именно такой случай.
Она вздергивает бровь:
-Вот как? А что насчет тебя? И того кожаного пальто?
-Оно замшевое, это раз,- невозмутимо парирует он.- И, кстати, не такое уж плохое. А ты перестань так делать. У тебя сейчас брови на затылок съедут.
-Неужели?
-Могу поспорить.
Он проводит рукой по ее лбу, она со вздохом прижимается к его прохладной жесткой ладони. И молчит, закрыв глаза.
-Ты не спросишь, почему я ухожу и когда вернусь?- спустя некоторое время произносит он.
-А зачем?- не открывая глаз, говорит она.- Ты же все равно не скажешь.
Он убирает руку с ее лба, берет за подбородок, заставляя поднять лицо. Она открывает глаза и смотрит на него.
-Я действительно не смогу сказать, когда вернусь,- говорит он.
-Но? Ты скажешь, почему уходишь? А ты уверен, что мне стоит это знать?
-Уверен,- отрезает он, и его голос на мгновение утрачивает свою мягкость.- Иначе не стал бы начинать этот разговор.
Она садится в постели, натягивает повыше простыню и кивает:
-Тогда говори.
Он чуть насмешливо приподнимает бровь, глядя на ее серьезное лицо. Но ведь она, сама того не зная до конца, права. Все действительно серьезно. Серьезнее, чем можно себе представить. И гораздо серьезнее, чем ему самому хотелось бы.
-Ты, наверное, догадываешься, что таких, как я, существует довольно много. Мы живем по всему миру, кто-то поодиночке, но в основном – небольшими группами. Мы называем их ковенами. Среди этих ковенов есть один… Не то чтобы он был главенствующим, но его члены сильны, очень сильны. И считается, что они, вроде как, приглядывают за порядком среди нас. Следят за выполнением законов и все прочее в том же духе.
-А у вас…- она делает небольшую паузу, прежде чем закончить.- У вас есть законы?
-Конечно,- он усмехается, но усмешка эта выходит невеселой.- Их не так много, как у обычных людей, и они нигде не записаны. Но это не значит, что их можно не соблюдать.
-И один из этих законов как-то касается общения с простыми людьми? Такими, как я?- она хмурится, догадываясь уже, каким будет ответ.
-Да,- кивает он.- Никто не должен знать о существовании бессмертных – вот о чем говорит этот закон. И его должны исполнять все. Без исключения.
-А ты его нарушил,- она не спрашивает. К чему спрашивать о том, что и так ясно.
-Нарушил,- соглашается он нехотя. Никому не нравится признавать свои ошибки. Особенно, если сам не считаешь ошибкой то, что сделал.
Но есть другие. И они думают иначе.
-И что теперь?- спрашивает она, глядя ему в глаза.- Что с тобой будет?
Не то чтобы она не боялась за себя. Боится, конечно. Она ведь только человек, она смертна. А смертным свойственно бояться за самое дорогое, что у них есть. За их собственную жизнь. Но за него она боится едва ли не больше.
-Если не узнают, ничего не будет,- он садится и обнимает ее, чтобы успокоить.- А для того, чтобы не узнали, мне нужно уйти. Пока что.
-Хорошо,- она отстраняется и смотрит ему в глаза. Прямо, как всегда, и спокойно.
-Эй,- он ловит ее и притягивает обратно.- Я же не сказал, что ухожу прямо сейчас. Немного времени у нас еще есть. И я предлагаю потратить его на кое-что приятнее разговоров.
-Вот как?- с усмешкой отзывается она и целует его в шею, чуть ниже уха.- И на что, например?
-Например, на то, что ты только что начала делать,- он откидывается на спину, увлекая ее за собой.- И я не стану возражать, если ты продолжишь.
-Было бы странно, если ты возражал…
Он уходит под утро. Она не провожает его, это ни к чему. Лежа в разворошенной постели, подпирая щеку ладонью, она смотрит, как он подходит к окну и исчезает. Просто растворяется темной дымкой в предрассветном полумраке.
Еще одно банальное сравнение. Она переворачивается на спину и смотрит в потолок. Банальное, но удивительно верное. Точное.
Теперь было бы неплохо подумать о том, что дальше. Не выходить на улицу? Ведь такие, как он, не могут войти в дом без приглашения. Запереться, заказывать еду с доставкой. Отправлять новые главы книги по электронной почте.
И через две недели, максимум, напрочь одуреть от такой жизни. Но ведь это лучше, чем оказаться чьей-нибудь закуской, не так ли? Значит, придется проявить благоразумие. По крайней мере, пока все не закончится.
Приняв решение, она засыпает почти мгновенно. Странно, конечно, но это только в книгах пишут, что покинутые своими избранниками девушки лишаются сна. Особенно под угрозой смертельной опасности. Авторы этих книг, должно быть, плохо знают обычных человеческих девушек и их потребности.
Он по привычке бросает прощальный взгляд на ее окно – третий этаж, шестое слева. Поворачивается и идет прочь. Вниз по улице, насвистывая старый военный марш.
Через три квартала от ее дома он чувствует присутствие другого. Такого же, как он. Высокая, худая фигура шагает ему наперерез. Светлые волосы, красные глаза – он узнает его сразу же.
-Давно не виделись,- произносит он вместо приветствия.- Что привело в наши края?
-С каких пор эти края стали твоими?- усмехается второй.- С тех пор, как здесь живет эта женщина? Эта… смертная?
На его лице не дрогнет ни единый мускул. Он все так же спокойно, едва заметно усмехается, но в глазах мелькает предупреждение. Второй отступает на шаг и качает головой:
-Подумать только. Подумать только…
-Одного раза было вполне достаточно,- хмыкает он.- Скажешь, зачем пришел?
-Ты знаешь.
-Предупредить? Прости, дружище, но ты опоздал. Я уже и сам все знаю.
Второй молчит некоторое время. Потом нехотя, глядя в сторону, произносит:
-И что? Что будешь делать дальше?
Он хлопает его по плечу и усмехается – зло и весело.
-А это, дружище, уже моя забота. Что-нибудь придумаю.
Второй поворачивается и смотрит на него. Долго, пристально смотрит. Светлые брови тесно сходятся над переносицей.
-Если тебе понадобится моя помощь…
-А знаешь, что?- перебивает он.- Пожалуй, действительно понадобится.
-Нет!- вскидывается второй, догадавшись, к чему идет дело.- Этого я делать не стану!
-Ты мне должен, помнишь?
Не самый честный ход, верно. Но, как говорится, в любви и на войне все средства хороши. А он знает толк и в том, и в другом.
Второй рассерженно шипит. Ни дать, ни взять – обозленная змея, которой отдавили хвост. Однако отказать он не может. Потому что действительно должен. И согласиться – это самое малое, чем возможно оплатить тот долг.
-Хорошо,- кивает второй спустя некоторое время.- Можешь быть спокоен за свою смертную.
-Спасибо,- он отвечает без тени улыбки.
Второй раздраженно дергает плечом, резко разворачивается и спустя секунду скрывается в том же проулке, из которого появился. Но теперь он будет держаться неподалеку. Пока все не закончится, так или иначе.
Что ж, хотя бы об одном можно теперь не беспокоиться.
В ожидании проходит неделя, за ней минует другая. Она не выходит из дома, как и планировала. Чувствует, что так действительно будет лучше. Хотя это, как она и ожидала, оказывается не таким уж легким делом. Трудно в одночасье полностью поменять образ жизни на диаметрально противоположный тому, к которому привыкла.
Неплохим средством бороться со скукой становится работа над книгой. Да что там. Единственным средством, если честно. Она сама не понимает, откуда в ней берется такой энтузиазм, но главы буквально сыплются из-под пера – одна за другой. Редактор, ошеломленный такой невиданной продуктивностью, не устает петь хвалебные песни в ее адрес, а она работает и работает. Дни и ночи напролет, как одержимая.
Как будто хочет закончить эту книгу до того, как…
Что? Что должно случиться?
Об этом она думает часто. Иногда подолгу. Смотрит на лежащую перед ней тетрадь или в монитор ноутбука, но не видит ни строчки. Что будет? С ней. С ним. Он так ни слова и не сказал о том, что собирается сделать, и теперь ей остается только гадать.
Стук в окно раздается посреди ночи. Вопреки обыкновению она сразу бросает ручку, не дописав до конца даже слово. Оно так и остается на бумаге – половина от того, что должно было быть.
-Входи,- выпаливает она, подлетев к окну.
И только отдернув плотную штору, понимает, что ошиблась.
На широком карнизе стоит не он. Этот – другой, хотя тоже бессмертный, в этом сомневаться не приходится. Таких глаз не бывает у простых людей. Да и кто из них смог бы взобраться на третий этаж по абсолютно гладкой стене.
Она с испуганным возгласом отшатывается от окна. Понимает, что поздно, что приглашение уже прозвучало. Но инстинкты – это инстинкты. Чаще всего с ними бесполезно бороться.
Бессмертный брезгливо морщится от женского крика, глядя на нее сквозь стекло. А потом он поднимает руку – и массивная деревянная рама с грохотом и звоном разбитого стекла обрушивается на пол. Он перешагивает через низкий подоконник и неторопливо идет к ней. К чему спешить, если жертве все равно некуда деться.
Она пятится, не отводя от него взгляда. Светлые волосы, бледная кожа и красные глаза. Холодные, равнодушные глаза убийцы. Страх сковывает ее, пробивает крупной дрожью. Она понимает, слишком хорошо понимает, что бороться бесполезно.
Но не сделать совсем ничего – вот уж дудки.
Бейсбольная бита ложится в руку, оттягивает кисть, когда она поднимает ее. Хороший подарок сделали друзья на день рождения. Сказали, пригодится когда-нибудь. Ну, похоже, это самое когда-нибудь как раз настало. Закусив губу, она замахивается и бьет. Со всей силы, сколько ее есть.
Бессмертный, наблюдая за жалкими потугами своей жертвы, криво усмехается. Прочное дерево крошится в его пальцах мелкими щепками, сыплется на пол. И хрустит под подошвами его сапог, когда он делает последний шаг.
Оказывается, умирать такой смертью совсем не больно.
Хотя все равно очень страшно.
Он сходит с поезда рано утром. С хрустом потягивается, разминая мышцы и кости. Кто, черт его подери, придумал такие кресла? Пыточные орудия, иначе не назвать. И как только смертные с их чувствительными телами умудряются просиживать в них столько времени. Загадочные создания.
Шагая по аккуратно подметенной платформе, он улыбается. Редким еще пассажирам, озабоченно торопящимся по своим делам. Пожилому носильщику в форменной тужурке, который скучает у своей тележки. На него косятся с недоумением, некоторые даже с опаской. Черт знает, чему в пять утра может радоваться этот странный тип с жуткими глазами. Может, убил кого.
Ему плевать на эти взгляды. Совершенно плевать. Все закончилось. Решения приняты, разногласия улажены. Обошлось даже почти без драки. Все, что остается – пойти к ней и сообщить новости.
Дойдя до маленького ларька, который стоит у самого края платформы, он останавливается, чтобы купить сигарет. Не себе, конечно, – с этой бесполезной привычкой он распрощался лет сто назад. Но он знает одну особу, у которой вечно заканчиваются сигареты. Как раз под утро.
-Две пачки, будьте любезны,- говорит он, указывая на нужную марку.
-Один момент, мистер,- отзывается продавец, благообразный старичок в очках с толстыми стеклами,- сейчас, только блок открою.
-Я подожду,- он кивает и от нечего делать опускает взгляд на пачку свежих газет.
Должно быть, их только что привезли. Толстая стопка еще даже не распакована и пахнет еще не успевшей просохнуть толком типографской краской.
«ПОПУЛЯРНАЯ ПИСАТЕЛЬНИЦА НАЙДЕНА МЕРТВОЙ В СВОЕЙ КВАРТИРЕ».
Он наклоняется, перечитывая крупно отпечатанный заголовок. Прочный пластик упаковки рвется в руках, как тонкая фольга.
-Ваши сигареты, мистер. С вас два пятьдесят.
Он не слышит слов старика-газетчика. Он сейчас, пожалуй, вообще ничего не слышит.
«Вчера утром общественность была потрясена ужасным известием. Популярная молодая писательница, автор нескольких книг в жанре фэнтези, была найдена мертвой в собственной квартире. Полиция утверждает, что это было разбойное нападение. Об этом, по словам стражей порядка, свидетельствовали улики, обнаруженные на месте происшествия – выбитое окно и следы борьбы. Однако, до сих пор не ясно, как же бандит мог проникнуть в квартиру таким путем, ведь она находится на третьем этаже, а пожарная лестница»…
Это могло бы быть ошибкой. Но в статье указано ее имя, а с черно-белой зернистой фотографии улыбается ее лицо. Снимок полугодичной давности – на нем она с той самой дурацкой прической, которая ему так не нравилась.
-Ваша знакомая?- в голосе продавца слышно сочувствие.- Очень жаль ее, хорошие книги писала. Моя внучка ими зачитывалась одно время – не оторвать было. Мистер? Эй, вы в порядке? Может, врача позвать? Что-то на вас совсем лица нет…
-Не нужно врача,- он качает головой, медленно возвращаясь к реальности.- Все нормально.
-Точно?- озабоченно спрашивает старик. Ему, похоже, действительно не все равно.
-Да,- отрезает он и, резко повернувшись, срывается с места.
Только через несколько кварталов он, наконец, понимает, что спешка уже не имеет смысла. Некуда торопиться, не к кому спешить. В памяти всплывают слова, брошенные ему на прощание одним из глав ковена.
«Мы согласны на это. Но не можем гарантировать согласия других. А ты ведь знаешь, что противники таких решений находятся всегда».
На что он рассчитывал? На то, что оставленная защита будет достаточно надежной. И теперь некого винить в том, что это оказалось не так. Только себя и собственную самонадеянность.
Он бродит кругами по городу, распугивая прохожих. Он не замечает их испуганных лиц, возгласов, взглядов. Смотрит на них и не видит никого. Только под вечер, когда жажда напоминает о себе с обычной настойчивостью, он высматривает себе жертву среди них. Выпивает ее досуха, почти не чувствуя вкуса крови.
Ее выпили так же, думает он, глядя на бездыханное тело у себя под ногами. Наверняка она сама впустила своего убийцу, пригласила, не глядя. Думала, что это вернулся он. А когда поняла, что ошиблась, было уже поздно.
Но кто мог знать, каким путем он приходил к ней? Кто мог этим знанием воспользоваться?
Ответ находится очень быстро. Даже слишком. Только один из бессмертных знал достаточно, чтобы сделать это.
В горле клокочет глухое рычание. Он сжимает кулак, бьет в стену, не замечая летящих в лицо осколков кирпичной кладки.
Почему?
Все просто. Услуга за услугу, так они договаривались. А чем, как не ответной любезностью, стало избавление от смертной женщины, существование которой грозило неприятностями. В том случае, если бы все решилось иначе, но откуда тот, второй, мог знать, чем закончатся переговоры с ковеном?
Практически обезумев от ярости, он до утра мечется по городу в поисках убийцы. Обшаривает все места, где тот может скрываться. Переворачивает вверх дном несколько мотелей, врывается в бары. Тщетно. Желание отомстить жжет изнутри. Сильнее, чем жгла бы даже многодневная жажда.
Бесполезно. Все его усилия пропадают втуне. Того, второго, нигде нет. Возможно, он уже успел убраться из города, предвидя возможные последствия. Что ж, он сделает все, чтобы эти последствия оказались именно такими, каких этот ублюдок опасался.
Рано или поздно он его найдет.
Присутствие двоих бессмертных он ощущает, едва переступив порог очередного бара, дешевой забегаловки на окраине города. Один из них – вернее, одна, женщина – ему незнакома. Он чувствует только ее жажду, оглушающую даже на расстоянии. Новообращенная, машинально отмечает он про себя, такой голод свойственен только им.
А вот второй…
Нашелся, наконец. Не удрал, смотрите-ка. Непонятно, правда, на что рассчитывал, но в любом случае он об этом пожалеет. Прямо сейчас.
С его ростом совсем не трудно высмотреть знакомую фигуру поверх голов толпящихся в прокуренном душном зале посетителей. Тот стоит возле второго выхода, придерживает дверь, пропуская свою спутницу. Она поддерживает под руку невысокого мужчину, с явным трудом держащегося на ногах. Человек едва не падает, запнувшись о порог, хватается за плечо женщины и что-то говорит ей, наклонившись слишком близко.
Она отстраняется и практически выволакивает свою жертву на улицу. Ее светловолосый спутник мельком оглядывается по сторонам – убедиться, что никто ничего не заметил. Он встречается с ним взглядами. Тот чуть заметно усмехается, кивает, точно приглашая следовать за собой, и выходит следом за новообращенной и ее ужином.
Он срывается за ними, расталкивая возмущенно вопящих посетителей бара. Вслед ему несутся оскорбления и бесполезные угрозы, которых он даже не слышит толком. Он с размаху бьет по двери ногой, та слетает с петель, с грохотом ударяется о забор на противоположной стороне узкого, провонявшего рвотой и мочой переулка и падает в кучу мусора. На краю сознания застывает человеческий крик и быстро удаляющийся топот – сам того не желая, он, похоже, спас чью-то жизнь.
-Убью!- рычит от, впечатывая светловолосого вампира в стену.
По старой штукатурке разбегаются трещины, когда он с наслаждением бьет его башкой о ту же самую стену. Светловолосый молча, сосредоточенно отбивается, но силы явно не равны. Можно было бы покончить с ним всего одним ударом, да только этого будет недостаточно, чтобы заглушить бурлящую внутри злость.
Пронзительный женский крик режет по ушам. Новообращенная бросается на защиту своего приятеля, разумеется, как же без этого. Она вцепляется в него мертвой хваткой, стараясь оттащить прочь. Он, не глядя, отмахивается. Обычно он не бьет женщин. За исключением тех случаев, когда они сами нарываются на драку.
Она вскрикивает от боли, отлетает в сторону, но возвращается сразу же. Хватает его за шею, упирается ногой в стену и повисает всей тяжестью, отчаянно ругаясь ему в самое ухо.
-Скотина какая! Ему говорят – стой! А он еще и дерется! Ну, ничего, сейчас-то я тебе могу сдачи дать, это уж будь покоен!
Он застывает на месте, позабыв даже отбиваться от нее. И тут же получает сокрушительный удар. В то же самое ухо, которое только что было вынуждено выслушивать ее ругань. Прекрасный завершающий аккорд, ничего не скажешь.
Главное, вполне в ее духе.
Пошатнувшись, он разжимает руки, выпуская на свободу своего противника. Тот, не преминув воспользоваться передышкой, стремительно уходит в сторону. Что и говорить, за некоторыми беседами лучше следить с безопасного расстояния. Равно как и участвовать в них.
-Ты…- оно поворачивается к ней, медленно, как будто боится, что ошибся.- Это ты.
-А ты кого желал увидеть?- фыркает она, потирая ушибленное плечо.- Бейонс?
-Что еще за Бейонс?- машинально переспрашивает он. Смотрит на нее и все почему-то никак не может поверить собственным глазам. Почему, хотелось бы знать?
-А еще американец, патриот,- она поправляет съехавший на глаза капюшон и весело смотрит на него.- А одно из главных достояний родной страны знать не знаешь. Позорище.
Теперь, когда она смотрит на него, так же, как смотрела всегда, он, наконец, понимает, что это она. У нее бледная кожа, и глаза светятся алым, но это она.
-И вот так всегда с вами, мужчинами,- насмешливо произносит она, когда он стискивает ее в объятьях.- Сначала бьют, потом любят. Чудовища. Пусти уже, а то поломаешь.
-Тебя теперь не поломаешь,- усмехается он, но все-таки ставит ее на землю с прежней осторожностью. С некоторыми привычками так сразу, пожалуй, не расстанешься.
Она весело фыркает, поправляя куртку. И сразу же после этого выдает ему еще один тычок, на сей раз в плечо.
-Осторожней,- смеется он, перехватывая ее руку.- А то ты меня поломаешь.
-А заслужил,- невозмутимо отзывается она.- Что за дела, позволь спросить? Не успел появиться, как сразу – убью! И драться полез. Нет бы, узнать все для начала.
-Прости,- он виновато разводит руками.
-Немного не по адресу извинения,- говорит она, кивая в сторону второго бессмертного, который все еще стоит неподалеку.
Он поворачивается к нему и повторяет:
-Прости. Я думал…
-Что я ее убил?- фыркает тот.- Знаешь, в чем твой главный недостаток? Ты прекрасно дерешься, но вот думать, как раз, не умеешь совершенно. Поработай над этим на досуге, будет полезно.
-Я видел газеты сегодня утром,- говорит он и поворачивается к ней.- С известием о твоей смерти на первой странице.
-Столько лет живешь, а до сих пор веришь тому, что пишут в газетах?- весело хмыкает она.- Хотя, по правде говоря, на этот раз написали все, как было. Меня на самом деле нашли в квартире – зрелище, я полагаю, то еще было. Домовладелица аж в обморок грохнулась, бедняга. Ну, а дальше все, как обычно. Полиция, журналисты. Я ведь и правда популярная писательница. Была, по крайней мере.
-И кому из вас двоих принадлежит этот сногсшибательный план?- саркастично осведомляется он.
-Ему,- без зазрения совести сдает она своего создателя.- Правда, он не удосужился сначала объяснить, что именно задумал. В этом вы удивительно похожи, не находишь?
-На это не было времени,- пожимает плечами светловолосый.- Или ты забыла тех двоих?
Она молча передергивает плечами. Воспоминания о двоих бессмертных, пришедших следом за ее создателем, нельзя назвать самыми приятными в ее жизни.
Он машинально обнимает ее и спрашивает, обращаясь ко второму:
-Двое?
Тот презрительно вздергивает верхнюю губу:
-Психованные фанатики. Решили не дожидаться решения ковена законников и разобраться своими силами.
-Надеюсь, вы с ними ничего не сделали?- на всякий случай спрашивает он. Убийство другого бессмертного – не самое лучшее начало.
-Разве что отвесили пару прощальных пинков,- усмехается светловолосый.- Нет, им достаточно было увидеть, что она уже одна из нас. Больше они вас не побеспокоят.
Последняя фраза звучит совершенно недвусмысленно.
-Ты уходишь,- она не спрашивает, уже зная, что услышит в ответ.
-Я свое дело сделал,- ее создатель поживает плечами.- А учитель из меня всегда был никудышный. У него это получится лучше.
Она шагает к нему, но тот пятится:
-Обойдемся без объятий.
-Хорошо,- кивает она.
И добавляет после недолгой паузы:
-Прощай. И спасибо.
-Не стоит,- качает тот головой и говорит, глядя в сторону:- Мы квиты.
-Квиты,- он согласно кивает. Долг уплачен сполна, даже более чем.
Светловолосый не прощается, просто уходит. Здесь его больше ничего не держит, значит, нет смысла медлить.
Она смотрит в конец переулка, где скрылся ее создатель. Слово-то какое, боже мой. Но ведь иначе его и не назовешь.
-Эй,- он трогает ее за плечо,- что с тобой?
Она качает головой, потом встряхивается и, повернувшись к нему, улыбается:
-Ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Ну, и какие планы?
Он обнимает ее за плечи и ведет к выходу из переулка. В конце концов, здесь действительно слишком мерзко пахнет, чтобы задержаться еще хотя бы немного.
-Планы?- задумчиво переспрашивает он, глядя на нее.- Ну, если тебя не пугает перспектива провести вечность в обществе такого неприятного типа, как я, то…
-Знаешь, чем хороша вечность?- с негромким смешком перебивает она.- В любой момент можно сделать перерыв, сколь угодно долгий. И не бояться о потраченном зря времени.
-О,- многозначительно произносит он.- Хочешь сказать, что уже успела об этом подумать?
Она, смеясь, прижимается к его боку.
-Ну, должна же я была чем-то себя занять, пока лежала в холодильнике городского морга. Кстати, не самое приятное место, могу тебе сказать. Но думается в нем на удивление хорошо.
-Бр-р,- он передергивает плечами,- не напоминай, прошу тебя.
-Хорошо, не буду. Лучше скажи мне вот что. Ты правда не знаешь, кто такая Бейонс?- Она напевает несколько строчек какой-то песенки.- Помнишь эту? Она этим летом только что в утюгах не играла.
Он качает головой и усмехается:
-Боюсь, я слишком стар для подобных вещей.
-Да? Вот, кстати, давно хотела тебя спросить – сколько тебе на самом деле?
-Хм. Ты не будешь против, если я отвечу лет, скажем, через пятьдесят?
-Иначе будешь чувствовать себя растлителем малолетних вампиров?- фыркает она.- Только я что-то не припомню, чтобы раньше тебя твой возраст так волновал.
-Это было раньше,- уклончиво отвечает он.
Но ведь разве она отстанет, если уж решила докопаться до истины?
-Брось. Сколько?
-Ладно. Двести тридцать. Вернее, двести пятьдесят пять, если считать все вместе.
-Солидно,- присвистнув, отзывается она.- Но если брать обычный возраст, я тебя старше. На шесть с половиной лет, так что не переживай.
-Спасибо за утешение.
-На здоровье. Куда дальше?
Он оглядывает улицу, уже почти опустевшую в предрассветный час. Редкие компании ночных гуляк еще толпятся возле баров, но скоро и они разбредутся по домам. Стоит поторопиться, пожалуй. Он никогда не любил отправляться в свое убежище на голодный желудок.
-Как ты смотришь на ранний завтрак?
-Отличное предложение,- улыбается она.
-Тогда прошу вас, мэм,- он отвешивает ей церемонный поклон и галантно берет под руку.- Могу посоветовать французскую кровь. В этот час ее букет бывает особенно хорош. А уж каков запах!
-Ой, я же тебе еще не рассказала,- спохватывается она.- Теперь я знаю, как пахнет кровь. Все, как ты и говорил. И все остальные запахи…
Шагая рядом с ней, он с улыбкой слушает ее голос. Провести с ней вечность? Пожалуй, это будет весьма приятным времяпрепровождением.
@темы: Ориджинал