Фанфик: "Поиграем в игру?" (R)

[Сын Филифьонки]

Фандом: Доктор Хаус
Название: Поиграем в игру?
Автор:  Сын Филифьонки
Рейтинг: R
Пейринг: Хаус/Эмбер, Уилсон/Эмбер, там ещё смутно упоминается бывший Эмбер из моего хэдканона, но это неважно
Время действия: когда Уилсон встречается с Эмбер
Краткое содержание: иногда простая словесная игра может завести куда-то не туда.
- Представь, что я люблю тебя и делаю тебе предложение.
- А вы представьте себе, что я вас нет.
Отказ от прав: Дэвиду Шору


- Какого хрена, Уилсон?
- Хаус, ну я прошу тебя… Встреть её, пожалуйста. У меня срочная операция, ты же понимаешь, как это важно. Я не виноват, что ее поставили… Просто полчаса посидите с ней где-нибудь, пока я приеду.
- И что я, по-твоему, с ней делать буду? Говорить о гигантских грузовиках?
- Займи ее чем-нибудь. Я постараюсь поскорее… Хаус, я потом все для тебя сделаю, что ты захочешь… Буду платить за выпивку и обеды, пойду с тобой на все шоу… Хаус ну ты же понимаешь, мы с ней сейчас в таких хороших отношениях… Я не хочу все разрушить. Я не виноват, что мне поставили эту операцию, а она как раз приезжает…

- И что это всё должно значить, Хаус? Зачем мы пришли в этот ресторан?
- Неважно. Представь, что я тебя похитил.
- Очень интересно. С целью выкупа?
- С целью сделать тебе предложение. Представь, что на мне вечерний смокинг и бабочка.
- А под ним - футболка в стиле гранж?
- Пусть так. Итак, продолжим, моя прекрасная. Представь, значит, что я побрился, весь такой элегантный…
- Представила. А на мне тогда - маленькое красное платье.
- Лямочки вот так?
- Вот так.
- Оно тебя полнит. Но это классно. Значит, представь, что я встаю на одно колено. Достаю из кармана коробочку с кольцом и говорю: "Эмбер, как там твое второе имя, Волакис, согласна ли ты стать моей женой?"
- Очень мило. А все-таки, к чему этот балаган?
- Неважно. Представь, что я люблю тебя и делаю тебе предложение…
- Окэй. Представьте себе, что я не согласна.
- Да. То есть… Мы же играем?
- Именно так. Представьте, что я не люблю вас. И не согласна стать вашей женой.
- То есть что ты хочешь сказать, то есть на самом деле ты бы…? А вот и Джеймс! - Джеймс появляется в дверях, виноватый, шумный, счастливый, приподнятый. Он подхватывает под руку Эмбер, целует ее, кивает Хаусу: "Я сделаю для тебя все, что попросишь". И они оставляют Хауса, вместе выходят из ресторана и скрываются в толпе на пути к машине.
Хаус несколько минут смотрит им вслед. Что-то она там говорила такое, ему показалось…

***
Когда ты возьмешь меня за руку, когда ты обнимешь меня, оживишь во мне все, что давно убито, мертво, безжизненно…
Когда ты пробудишь все, что я давно не чувствую, что никто из мужчин не может давно вызвать к жизни, все сплошное притворство, - и ничего не может вызвать, разжечь, - первый был такой здоровенный, а они все такие тщедушные; но ты - когда ты возьмешь меня за руку, когда притянешь к себе - ты будешь сильный, сильный, сильнее их всех! – больше не будет холодной Стервы; ты вызовешь к жизни все то, что давно не чувствуется: это разливающееся тепло по всему телу, мурашки в пояснице…
Она поднимается из ванны, отряхивает пену. Промокается полотенцем.
- Джеймс! - тихо зовет, щелкая защелкой, приоткрыв дверь. И ждет, когда он войдёт.

@темы: House, M.D.

---

Фанфик: "Что с нами делает осень" (R)

[Сын Филифьонки]

Фандом: Доктор Хаус
Название: Что с нами делает осень
Автор:  Сын Филифьонки
Рейтинг: R
Пейринг: Хаус/Эмбер
Время действия: AU, через несколько лет после выздоровления Эмбер.
Краткое содержание: Эмбер спасли после катастрофы, она живёт с одной почкой, замужем за Уилсоном. Хаус гостит в их загородном доме, а Уилсон в это время уезжает в гости к родителям. Хаус с Эмбер остаются наедине, и всё клонится к...
Отказ от прав: Дэвиду Шору

Глава 1

Глава 1

Осень засыпает Нью-Джерси листьями, и птицы тянутся на юг. Провода тянутся над дорогой, убегая вдаль за обшарпанные заборы. Воздух ещё хранит тепло, но к вечеру делается холодно и сыро. Вся округа уже подёрнулась золотом, листья - кленовые, золотые, берёзовые - лежат на земле мягким ковром. У леса одиноко торчащий дорожный знак, запрещающий въезд, неизвестно кем и зачем поставленный - дороги как таковой здесь все равно нет, - торчит, покосившийся, круглым красно-белым пятном, потускневшим от времени.
Облака плывут по ярко-синему небу куда-то вдаль, кругом запах прелых листьев, сырой земли, свежего осеннего воздуха. Далеко слышно, как в этом чистом пустом воздухе разносится детский голосок.
Хаус запрокидывает голову в вязаной шапочке в небо, смотрит вдаль улетающим на юг ласточкам. Они летят по направлению дороги и проводов, миг - и исчезли за краем дороги, за темными верхушками леса. Трость шевелит прелые листья, густо лежащие на земле.
Девочка бегает вокруг забора, прыгает по лужам, топчет листья, топает по грязи. Издалека заметен ее ярко-оранжевый комбинезон.
Как же сыро, промозгло, неуютно скоро будет вокруг, думает Хаус. Отвратительная комбинация времен года, отвратительна вся жизнь. С возрастом ничего не понимаешь о жизни, а понимаешь, что со временем будет только хуже, и эта ужасная погода, и боль в ноге, и возраст, возраст. Он будет наступать, и никуда от него не денешься. В пятьдесят пять лет уже понимаешь, что, как бы ни было плохо, всё, что раньше, было лучше, чем теперь. А когда становишься ещё старше - и того больше.
Девочка подбегает к нему, прыгает, теребит за полы куртки, настойчиво окликает. Он наконец отрывается от зрелища осеннего неба.
Что от него хотят? Ах, да: он обещал заступиться перед ее матерью за заляпанный комбинезон.
Теплое кольцо детских рук обвивает его шею.
- …Что, правда будет бить?
- Ага. Она знаешь как больно дерется!
Хаус, как может, пристраивается на корточки, берёт руки девочки в свои. Смотрит в ее глаза, и она смотрит - шестилетняя красавица, уверенная в себе. Смотрит в ее глаза, похожие на глаза Беспощадной Стервы.
- А если я не стану тебя спасать за просто так?
- Станешь! Я знаю, - говорит она.
- Ладно. Пошли, - говорит он, и они отправляются к дому, где всюду раскрыты двери, где на кухне в одиночестве молчит Беспощадная Стерва.
Он с трудом взбирается по ступенькам, стуча тростью. Кусочек кухни видно из прихожей в раскрытые двери. Светлые занавески развеваются от сквозняка.
Она резко оборачивается к нему, когда он входит. Смахивает что-то со щеки - волосы? сигаретный дым? Подносит ко рту сигарету, закуривает. Густо накрашенные рот и ресницы, и завитые длинными локонами, яркие волосы. И всё её сильное, красивое тело.
Хаус, постукивая тростью, входит в кухню.
- Закуриваешь?
- А тебе что? - отзывается она.
- Мне - ничего, сжалься над единственной почкой.
- Навыдумываешь, - отвечает она и отгоняет дым.
Хаус смотрит на нее.
- Мне поручено быть делегацией от младшего поколения. По поводу слякотной погоды.
- А, - отзывается она, - нажаловалась уже. (Дым плывет, серый, густой, завиваясь волнами).
- Меня попросили воздействовать на тебя, в надежде, что за испачканный комбинезон ты не будешь её, э-э, ругать.
- С тобой всё воспитание будет насмарку, - говорит она и снова затягивается.
…А вокруг звенит и дышит осень, высокая, прозрачная, дымная, золотая осень. Колышется занавесками, влетает в отпертые двери. Оставляет сквозняк в углах и закоулках дома. Оставляет темноту в тёмных, промежуточных углах.
Хаус смотрит в её подкрашенные глаза. "Кукла моя…" Как он переживал за неё тогда, десять ночей не спал, пока ей пересаживали почку, пока шла вся, вся долгая реабилитация организма. Переживал не меньше Уилсона, боясь за их дружбу с Уилсоном. За то, как будет смотреть в глаза лучшему другу, если с ней что-то случится. Потому что случилось бы это по его вине, Хауса, нечего отрицать. "Кукла…"
- Все ваши морально-воспитательные установки давно прогнили, - говорит он.
- Да ну? - отзывается она, смахивая дым. - Интересно…
- Короче, не бей её, - говорит он, - а то Уилсон узнает всё.
- Что всё? - спрашивает она.
- Всё! - говорит он и смотрит ей в глаза.
- Ладно, - говорит она, упершись руками в край стола, - садитесь чай пить, я сейчас налажу.
- А для меня есть что-нибудь? - спрашивает он, криво усмехаясь.
- Я достану тебе викодин, - говорит она без улыбки.

Глава 2

Глава 2

Осень плывет по земле, веет золотом, светом, листьями и высокими прозрачными светлыми днями. День ото дня ее голос слышнее, воздух прозрачней, голоса птиц тянутся по всей земле, вся округа наполнена листвой.
…Как среднестатистический американский родитель должен наказывать своего ребенка? Сначала он должен объяснить нерадивому отпрыску его проступок, объяснить, почему это было плохо и что из-за этого могло случиться. По пунктам, в согласии с Конституцией и законодательством штата. Пояснить, что должен его наказать, и т. д. и т. д. По окончании же экзекуции родитель должен спросить у ребёнка: "Ты понял, за что я тебя наказал?". …Но боже мой, как это делает она! Набрасывается на девочку, бьет ее и повторяет: "Ты понимаешь, за что… ты понимаешь…" И сама плачет. Слёзы скапливаются в уголках глаз, она отворачивается, нервно смахивает их, закуривает, нервно дергает сигаретой, зажигая её.
Почему она плачет?
Хаус суёт сигарету в рот, зажимает её зубами. Смотрит на тянущихся по небу птиц.
Что он тут забыл, что они делают друг возле друга в эту осень? В эту бесконечную осень, когда Уилсон гостит у своих родителей в Детройте, а Хаус гостит у них, и Уилсона все нет и нет, а он почему-то здесь.
Женщина, помогающая ей по хозяйству, приходит по вторникам, четвергам и субботам. Большую часть недели они в доме втроем. Да и в соседних домах тихо, словно вымерло все. Одинокая, промозглая, скверная осень.
Он стоит в кухне напротив нее.
- Я достала тебе викодин, - говорит она, - лежит в шкафу, в третьем ящичке.
- А ты помассируешь мне ногу обнаженной? - спрашивает он с ухмылкой, и в глазах его проглядывает прежний Хаус.
"Сейчас даст пощечину, - думает он, - она, конечно, прекрасно умеет это делать, как в кино - хлестко, красиво, размашисто". Он уже почти физически чувствует, как ее ладонь опускается на его лицо, чувствует жгучую боль, и чувствует, как мотается от удара его голова.
Но она не дает пощечины, она молча смотрит ему в глаза, и уголки ее губ опускаются, подрагивают, и он замечает уже явственно наметившиеся морщинки вниз от крыльев носа к губам, от уголков рта.
Хаус идет во двор, бродит вокруг дома, шевелит палкой опавшие листья. Соседний участок возле дома, метрах в трех от их территории, огорожен глухим покосившимся забором, на который зачем-то наброшена рваная проволочная сетка. Что за этим забором? Между углом дома и соседским забором у Уилсонов насажен небольшой сад, в нем созревают яблоки. По ночам в своей спальне - угловой, на втором этаже, - он иногда слышит, как они падают с деревьев.
"Уилсон становится настоящим семьянином", - думает Хаус, усмехаясь.
Как он сделал ей предложение? Это случилось в тот год, когда врачи сказали, что она окончательно оправилась после аварии, когда Хаус чувствовал такое огромное облегчение, что несколько раз напивался больше обычного. В одну из их поездок - в Испанию, кажется. Наверняка обошлось без всех этих становлений на одно колено, кольца в коробочке - Уилсон такой неловкий, он на это не решился бы. А она, конечно, все и так поняла.
И свадьба была без всего этого - без дурацких обрядовых ритуалов - белого платья, фаты. Что толку имитировать то, что было давно потеряно, неизвестно когда и с кем? Хаус не знает этого наверняка, но ему хочется так думать.
Холодный дождь моросит с утра, затягивает небо белой пеленой. Утки снова тянутся на юг мимо их окон, крякают над лесом.
Обо всем этом - об осени, о своей жизни - он думает, ходя вокруг дома, вдавливая палкой утреннюю - после дождя - грязь, играя с девочкой.
Постель в его комнате, расстеленная по вечерам, пахнет свежестью, мылом - легкий травянистый запах, против воли напоминающий Хаусу о чем-то летнем. Свежие простыни аж скрипят.
Яблоки стоят на столе в вазе - одно выкатилось на скатерть, рядом брошено полотенце.
Взобравшись на табуретку на кухне, она, в тёмной юбке чуть ниже колен и белой блузке с длинными рукавами, снимает с гардины шторы для стирки. Руки её быстро двигаются, отцепляя колечко за колечком, блестящая ткань падает, она ловко прихватывает ее, набрасывая на плечо, придерживая подбородком. Хаус, войдя в кухню, отводит глаза, потом вспоминает - ей надо помочь, не с ее здоровьем прыгать-скакать по мебели. Одна почка все-таки, и та пересажена. Да и бедро после травмы, не один Хаус такой инвалид.
Он подходит, молча подхватывает конец шторы. Она продолжает ловко отцеплять их. Кидает ему на руки, он принимает и придерживает. Закончив, она приседает и опирается рукой о стол, чтобы спрыгнуть, и он запоздало протягивает руку, чтобы поддержать её.
Она спрыгивает на пол, секунду стоит молча, глядя на него и отводит его руку. Он тоже молчит и смотрит в ее серо-зеленые глаза. Она забирает шторы и уходит из кухни. Никто их них так не сказал и ни слова.
День тянется к вечеру - морось, туман, холодный ветер. На дворе уже просто так не походишь.
Женщина, приходившая стирать шторы, отпущена на выходные. Девочка уложена спать в своей комнате наверху.
Она вешала на кухне новые шторы - стоя на табуретке, так же ловко, быстро перебирая руками. Хаус вошел в кухню, постоял у порога, молча прошел, постукивая тростью, к окну. Глянул на нее снизу, прислонился к стене, устроился, опираясь на трость, между стенкой и краем стола, чтобы быть устойчивее. Потом подался вперед, обхватил её под коленки, чуть притиснул к груди, возя руками по темной ткани юбки. Легкая заминка, сбой в ритмичном движении рук - и затем - напрягаться ему особо не пришлось, она, конечно же, сама скользнула сверху вниз, в его объятия, как будто оба сделали вид, что это он снимает её с табуретки; а дальше - серия на диво выверенных движений, когда, уже слезая на пол и обхватывая одной рукой его за шею, быстро повернулась, чтобы задёрнуть штору свободной рукой - и снова вернулась в его объятия.

Глава 3

Глава 3

Девочка спит, повернувшись на бок и сунув руку под подушку, воздух в комнате прозрачен и невесом от легкого дыхания.
Она заглядывает к ней, неслышно ступая, смотрит в ее лицо, белеющее в светлых сумерках, убирает с лица разлетевшуюся невесомую прядку, потом возвращается к нему. Садится на край постели, сбрасывает халат. Тянется за сигаретой. "Ты много стала курить", - Хаус, закинув руки за голову, поворачивается к ней.
Ночные сумерки здесь, на втором этаже, кажутся странно светлее.
…Она лежала у него на коленях, теплой шелковистой тяжестью, спутанностью волос, затылком упираясь в колено, потянулась за сигаретой - немного сдвинулась, щекоча разметанными волосами, щёлкнула зажигалкой, прикурила. Потом точно так же сдвинулась, чтобы бросить сигарету.
Глядя в её лицо, он вдруг явственно вспомнил её проснувшейся после аварии, на реанимационной койке, измученную, с пятнами запёкшейся крови на лбу и висках. о, как я за тебя переживал, как ни за кого из пациентов - уже думал - переживать не буду.
Отмотал время назад, вспоминая возню в кухне у окна, быстрые поцелуи, нервный шепот, обрывки фраз: "ну что же ты…" "как ты мог…" "я тебя столько времени…"
Утро наступало странным, туманным, полуреальным-полусном, как будто здесь, в комнате на втором этаже, все сместилось куда-то от остального мира, придвинулось к потолку, как будто здесь, где они двое рядом, придвинувшись друг к другу, в обволакивающей серой реальности мутного утра, как будто ничего не осталось в целом мире, кроме них - и лезли в голову разные воспоминания жизни.
Ночью первые холода сменились новым теплом, и проглянуло солнце. Вновь потянулись, расправились пожухшие, прибитые травинки. Снова ярко зажелтели пригретые солнцем, оставшиеся еще листья.
Девочка, играя, убегает за кусты сада - далеко, к соседским кустам. Бросает обруч, издали мелькает ее полосатая шапочка.
Желтые астры осыпаются на столике в гостиной. Лепестки подсыхают и скручиваются снизу, как и листья.
Каждый раз они приходили друг к другу - вечером, после того, как уснет девочка; убедившись, что она уложена и уснула. Всегда только в его комнате, угловой спальне для гостей на втором этаже. Ни разу не осквернили Уилсоново супружеское ложе. И ночью было слышно, как глухо и тяжело ударяются о землю в саду яблоки.
И снова желтели, оранжевели, осыпались все больше листья с веток. И снова он шурудил палкой листья вокруг дома, обходя в сотый, бессмысленный раз границу участка, сад, соседский забор с сеткой. о, как я за тебя - переживал, как я тебя - вынес, выстрадал. Как боялся за нашу дружбу с Уилсоном, как боялся, что он никогда не простит меня.
В доме впервые затопили камин, угли просверкивали искрами, на них летели поздние, вновь оживившиеся мошки.
Как-то он спросил ее:
- Если бы ты была тогда на месте моей жены - осталась бы со мной, инвалидом?
Она затянулась сигаретой, моргая непокрашенными ресницами, глядя на него.
- Нет ничего, что я бы для тебя не сделала, - сказала она, и через паузу, затянувшись и выпустив дым ему в лицо, прибавила: - Хотя ты, конечно, скотина и этого не заслуживаешь.
Вечернее мягкое, бледное электрическое освещение, тени ложатся по углам, белый абажур лампы качается под потолком, двоясь, троясь серыми контурами теней. Все было сделано; все рассказано про Уилсона, раскрыты их интимные секреты, сданы явки, пароли, выболтан жалкий шифр имен и прозвищ для самых близких минут: Бледная Блудница, Кукла, Долли, Бэмби. Она жмурилась на свет, когда зажигалась лампа, щуря белесые ресницы.
Что думал он, водя пальцем по бледной коже женщины, лежавшей рядом с ним, обводя родинку у лопатки? Сколько знал он женщин? Сколько из них было шлюх? Разве может что-то новое дать сознанию, развращенному шлюхами, какой-то очередной секс? Все они надоедают. И это надоест, и надо будет уходить. "Все женщины - шлюхи", - подлая, самооправдательная мысль. Как простецкие вульгаризмы, в любую минуту слетавшие с ее губ, как дурацкие психологические книжки для домохозяек - хлам, который она поглощает сутками, лежа на тахте.
Она сказала ему, что принимает противозачаточные таблетки, в первый же вечер. "Врешь ты все, Стерва", - равнодушно откликнулся он, - Ты и Уилсона так же подловила, я знаю". Повернулся на спину, закидывая руки за голову. "Только для меня ты, конечно, с сыном постараешься".
Наступал вечер, и рано зажегшийся электрический свет казался неестественно бледным. Хаус заходил в комнату, просто так гуляя по дому, постукивая тростью. Эмбер сидела на кровати и что-то вязала, вытянув ноги в пестрых вязаных гольфах, положив одну на другую. Он ухмыльнулся про себя. "Стерва…" Поздним вечером в доме так тихо, стук трости, кажется, разносится по всему дому.
Поздно вечером яркая лампа белеет в серых сумерках, поздние мошки летят на свет, вьются у стола, где в сумерках слышался тихий шепот: "Ложись на меня совсем. Мне не тяжело". - "Не больно?" - "Нет". - "А нога?" - "Я потом помассирую".
Вспыхивали искорки, остывая, в камине. Последние мушки вились, летя на лампу. Густо-серые, как фото, сумерки, переходили в ночь. В саду глухо всю ночь ударялись о землю яблоки.

Глава 4

Глава 4

Деревья вдоль дороги густели, рыжели, поднимались сплошным забором, стеной уходили дальше - туда, за горизонт, становились то выше, то ниже. Дорога виляла, уходила под гору вместе с разметкой, густо и бело намалёванной, так же виляющей под горой. Вчерашнее тепло за ночь прошло, сменилось новым холодом, и утро взошло стелющимся туманом. Но вскоре развеялось; прояснилось, об утреннем напоминали только белые мутные облака и холод. По-прежнему ярко желтели листья, в густом золоте стояли леса, куда ни посмотришь, с одной и другой стороны трассы. Небо ровно убегало вдаль, голубея в рваных облаках.
Из-за леса снова летели какие-то птицы, пронзительно крича, снижались, махая крыльями, потом выровнялись, поднялись в небо и исчезли за лесом.
Стрелка спидометра показывала хорошую скорость. Хаус глянул на нее мельком и покосился на заднее сиденье.
Девочка уснула на заднем сиденье, привалившись к её груди. Она смотрела в окно, одной рукой прижимая к себе девочку, слегка нервно барбаня пальцами по сиденью.
Небо то прояснялось, то снова затягивалось белым, мутнело. Дорога шла чуть под горку, лес редел.
- Ждать здесь хуже нет, автобусы ходят редко, - сказала она, не глядя на него. - Позвони, как приедешь.
- Позвоню, - кивнул он.
Они договорились, что проводят его, не доезжая до остановки. Потом ему ехать на автобусе до остановки, до старого шлагбаума, а потом - поездом в город, а оттуда - на самолет.
Хаус поглядывал на нее искоса: шапочка с помпончиком, как у девочки, губы подкрашены, как ни в чем ни бывало. Во всеоружии… Смотрит в окно, не глядя на него.
- Мэрион уснула… - сказала она, обернувшись к нему, словно почувствовав, что он думает о ней, точно прося прощения за свою неподвижность. Повернулась к окну, снова часто моргая, сделала жест, будто хотела смахнуть что-то со щеки. Девочка спала, сдвинув темные Уилсоновы брови.
Желтые деревья мелькнули, кончились, открывая просвет и поворот на дорогу; Хаус съехал с горы и остановил машину под склоном. Обернулся, посмотрел в ее лицо.
Здесь надо было расставаться - дальше он сам, в город на автобусе. Она наклонилась растормошить девочку.
Медленно, подобрав трость, он выбрался из машины.
- Попрощайся с дядей Хаусом, - сказала она, наклонясь к ребенку, выдавливая из себя улыбку. Девочка сонно вздохнула. Помахала рукой и снова привалилась к груди матери.
Он посмотрел ей в лицо. Надо было что-то сказать - но что? Он молча кивнул и пожал ее руку выше запястья.
Пошел по опавшим, пожухлым листьям. Через три-четыре метра оглянулся. Они стояли у машины с открытой дверцей и смотрели ему вослед. Издалека светлела ее светло-розовая куртка и темно-клетчатая - коричнево-желтая - девочки. Потом обошла вокруг машины, открыла дверцу и села в нее. "Как я за тебя - переживал…"
…Он знал, что через два дня приедет Уилсон, и она всё ему расскажет, и Джеймс простит её - хотя лучше было бы ему ничего не знать, нашему Уилсону, думает Хаус. Он надвинул на голову капюшон и тяжёлым шагом пошёл к остановке - здесь недалеко, перевалить небольшой холм, и будет людная дорога, автомобили, автобусы. Он шёл, и ему казалось, что всё это когда-то уже было - пожухлая осень, автомобиль, девочка, которую не с кем оставить.
Он шёл и шёл, и листья скрипели под ногами, и осенний воздух стыл вокруг, и молчанье тишины било в уши. Как он переживал о ней, если б кто знал… Как её выстрадал, вынес - ради дружбы с Уилсоном, ради единственной дружбы. Спасая дружбу, страдая за нашу дружбу, чтобы спустя годы самому подписать приговор этой дружбе - из-за этой женщины. Все женщины шлюхи, да, верь в это.
Автобусная остановка, вывернув из-за горы, оказалась такой же, как он и ожидал - людной, шумной по сравнению с лесной дорогой. В углу остановки пристроился бомж с костылем. Уже подходил автобус, и он постарался ускориться, насколько мог, по буграм и ухабам, по песчаному склону. Автобус подождал его, призывно мигая, держа открытой дверцу.
В салоне он уселся у окна. Народу на удивление оказалось не так много, было довольно просторно, все расселись по сиденьям. Он смотрел в окно. Осень бежала навстречу по дорогам, светом, воздухом, ветром, бледным днём.
Сойдя на своей остановке, он помедлил, пошевелил палкой листья и медленно пошёл по жухлой траве в сторону шлагбаума.

запись создана: 12.07.2017 в 15:13

@музыка: бетховен

@настроение: ы)

@темы: House, M.D.

---

[Сын Филифьонки]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Воспоминания"

[Пацка]

Фандом: "Черный список" / The Blacklist
Название: "Воспоминания"
Автор:  Пацка
Бета: jane-connor
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Реймонд Реддингтон / Элизабет Кин
Краткое содержание: О чем думает Ред Реддингтон поздно вечером, оставшись в одиночестве?
От автора: Написано во время хиатуса третьего сезона, в ожидании свадьбы Лиз и Тома. Попыталась продумать прошлое Реда - почему он стал Консьержем преступности, откуда его такая невероятная одержимость Лиззи? Конечно, догадаться о задумках сценаристов ЧС мне не удастся , но свои размышления все же решила облечь в художественную форму.
Отказ от прав: Вселенная и герои принадлежат только и исключительно создателям сериала, я их лишь взяла на время поиграться.

Читаем дальше

Лед уже давно растаял, и односолодовый "Гленфиддик" девятнадцатилетней выдержки стал отвратительно теплым. Некоторое время Ред бездумно смотрел на золотистую жидкость, а потом поставил стакан на подлокотник кресла. Сегодня пить ему не хотелось. Да вообще ничего не хотелось, если честно.

Он невыносимо устал.

Почти двадцать лет сплошной лжи, притворства, нескончаемой борьбы, физических страданий - как будто ему моральных мучений мало! - а тут еще и подлец Том, вернее, Джейкоб, и сплошной обман, последовавший за его с Лиззи свадьбой. А ведь Майор клятвенно уверял, что Фелпс - его лучший агент и все задания всегда проворачивал блестяще, без единой осечки и в полном соответствии с продуманным планом!

Ред покачал головой, прогоняя прочь картины идиллической жизни Лиз и Тома, которые ему быстро нарисовало воображение; вместо них вернулись воспоминания двадцатилетней давности. О чем бы он ни подумал, что бы ни вспомнил, все доставляло ему боль, разница была лишь в ее интенсивности - притупившаяся от времени либо острая, словно в самое сердце воткнули длинную тонкую иглу, и ему никак ее не достать.

Мог ли он предположить тогда, давным-давно, еще будучи курсантом, что ему не суждено стать адмиралом, плавать по океанам и командовать флотом?

Он достаточно четко представлял, как будет расписана вся его жизнь: лучший курсант Военно-морской Академии, отличные отметки, блестящие перспективы, которые постоянно рисовало ему командование; после выпуска он немедленно получил место аналитика в штабе ВМФ, должность, о которой многие его сокурсники в этом возрасте могли только мечтать.

Но потом в его жизни появился некий мистер Джонс - и все его планы, надежды и ожидания рухнули в тартарары вместе с семейной жизнью.

Ред вспомнил, какие мягкие были у Дженнифер волосы и как весело она носилась по двору их с Наоми дома, выдувая мыльные пузыри. А еще он возил ее на уроки балета, и Дженнифер даже научилась более-менее сносно танцевать партию из "Лебединого озера"; преподавательница говорила, что у его дочери несомненный талант и из нее со временем, при надлежащем старании, получится отличная балерина. У них с Наоми семейная жизнь перестала ладиться после пяти лет брака, но он не собирался разводиться, не желая причинять страдания Дженнифер. Потом, когда она совсем повзрослеет - может быть. Но этого "может быть" не случилось. Вернее, случилось много чего, но совсем не то, чего он ожидал или планировал.

За две недели до Рождества Реймонд - тогда его все звали только так, - выходил из гипермаркета, куда заехал после работы присмотреть подарки своим девочкам. На парковке возле своего автомобиля он обнаружил лысеющего мужчину средних лет, совершенно непримечательной внешности, в темно-сером пальто и с потертым портфелем в руке. Тот представился мистером Джонсом и сказал, что у него к Реймонду важное дело. Сначала Ред, спешивший домой, попытался отделаться от него шуткой, но Джонс не унимался и настаивал, что им необходимо поговорить и что это очень, очень серьезно. Ред собирался просто сесть в машину и уехать, бросив приставучего типа на парковке, но тот внезапно достал откуда-то пистолет и ткнул дулом прямо под ребра. Решив, что ему встретился обычный псих, Ред собрался было его обезоружить - в обучении рукопашному бою он тоже был лучшим среди курсантов, - но Джонс вкрадчиво сообщил, что если через час он не позвонит по определенному номеру, к Наоми и Дженнифер придут нежданные и довольно неприятные гости.

Пришлось согласиться. Безопасность жены и дочери была для него превыше всего.

Они сели в машину, а потом мистер Джонс сделал ему предложение, после чего все навсегда изменилось.

Сначала Джонс перечислил некоторые факты из жизни Реда, о которых могли узнать только в очень, очень серьезной конторе, имеющей право свободного доступа к любой информации. Потом сообщил, что его сотрудники уже несколько лет внимательно изучают всех лучших курсантов Вест-Пойнта, Академии ВВС, Военно-Морской Академии, Куантико, сотрудников Лэнгли и прочих государственных учебных заведений и агентств Америки. Нужный им кандидат должен был обладать не только выдающимися интеллектуальными способностями, но и находиться в отличной физической форме, к тому же отвечать очень жестким и конкретным требованиям психологов. И он, Ред, является тем, кого они так давно искали.

Суть всего вышесказанного мистером Джонсом заключалась в следующем: некая крайне засекреченная служба решила внедрить в криминальный мир США агента, который сумеет затесаться в ближний круг к наркобаронам, торговцам оружием, киллерам, экстремистским группировкам и прочим преступным элементам, представляющим серьезную опасность для Америки. Интеллектуально и физически подходящих кандидатов у мистера Джонса набралось уже больше десятка, но вот с психологической стороной дело обстояло много сложнее. Некоторые из отобранных офицеров и агентов не могли заставить себя переступить через внутренние барьеры и пообщаться с, например, работорговцем, на чьем счету десятки и больше загубленных жизней, так, словно они лучшие друзья. Другие, отведав вкус богатой жизни без правил, напрочь забывали о секретном задании, срывались и пускались во все тяжкие. Согласно же исследованиям психологов - а мистер Джонс заверил Реда, что на него работают лучшие профессионалы в этой области, - именно он, Реймонд Реддингтон, способен долгое время оставаться на грани, но не перейти ее. Соответственно, в данный момент он является лучшим кандидатом на внедрение, и отказ он, мистер Джонс, не примет. Если же Ред попробует заартачиться, то ему следует во-первых подумать о благе государства, а во вторых - не забывать, что у него есть жена и дочь, посредством которых на него можно осуществлять любое давление, и что лучше бы ему согласиться на это предложение, дабы не усложнять никому жизнь.

Легенда была подготовлена уже сейчас - Реймонд Реддингтон украдет военные секреты и продаст их, тем самым доказывая, что он действительно предатель. Кому именно продать, ему подскажут советники мистера Джонса. С этого начнется его внедрение в криминальные круги, и чем больше преступников у него получится отследить и добыть против них доказательства, тем лучше.

На протяжении многих лет Ред размышлял, правильно ли сделал тогда, что согласился. Он ведь по молодости был уверен, что года за два поможет отправить за решетку достаточно преступных элементов, чтобы его отпустили, и он сможет снова увидеть семью. Мистер Джонс поклялся, что после окончания операции очистит его имя от всех обвинений, и он вернется к обычной жизни, выполнив свой долг перед страной.

Как же сильно он ошибался!

Ведь тайные операции никогда не проходят так, как планировалось.

Первым неприятным сюрпризом оказалось время - от его исчезновения до первой встречи по продаже секретных сведений прошло целых четыре года.

Аккурат перед Рождеством, спустя две недели после встречи с мистером Джонсом он вышел за прессой - и обнаружил в ящике для почты, помимо газет, клочок бумажки с одним-единственным словом "сегодня". Вечером по дороге домой его машину обогнал фургон, за рулем которого он заметил лично мистера Джонса и затормозил, понимая, что пришло время. Машину пришлось оставить прямо у обочины; сам он пересел в фургон, который доставил его в аэропорт, к частному ангару, где их уже ждал Gulfstream G650. Приземлились они уже поздней ночью, Реду завязали глаза и через несколько часов езды доставили на базу в глухом лесу, где у него отобрали все личные вещи, включая бумажник с фотографией Дженнифер. А с утра началось его обучение.

Вдобавок к обычным предметам, преподаваемым в любой военной академии - тактика, стратегия, военное дело и так далее, - он занялся серьезным изучением экономики, финансового менеджмента, геополитики, истории, медицины, психологии, иностранных языков. А еще приходилось штудировать кучи досье на всевозможных преступников со всех уголков света. Если бы не фотографическая память, ему пришлось бы очень туго.

Через три года Реймонд мог совершенно свободно говорить по-французски и по-испански и без проблем мог понять немецкий и итальянский. Научился зашивать раны, извлекать пули, знал, куда следует нажать, чтобы ослабить или прекратить кровотечение, запомнил, что именно и в какой дозировке нужно вколоть человеку для достижения той или иной цели. Научился быстро разбирать, чистить и собирать любые модели пистолетов, винтовок и автоматов. Изучил основы химии и стал отлично ориентироваться в различных типах взрывчатки и боеприпасов, мог даже составить взрывчатую смесь из обычных ингредиентов, продающихся в любом магазине. Умел без ключей завести практически все автомобили, открыть любой замок при помощи пары проволочек; единственное, что ему никак не давалось толком - это программирование и взлом компьютерных сетей, но его наставники посчитали, что он будет в состоянии справиться с поставленными задачами и без хакерских навыков.

Режим обучения был безумно сложным; к концу второго года Ред ощущал себя уже не столько человеком, сколько каким-то киборгом-диверсантом. Зубрежка, физподготовка, посещение стрельбища или спортзала, снова зубрежка, проверка усвоенного - и так день за днем, месяц за месяцем. Он с подросткового возраста был склонен к полноте, но под безжалостным руководством инструкторов в его теле скоро не осталось ни грамма жировой ткани. Он обзавелся первыми шрамами - результатом начальных, не очень удачных поединков на ножах и ночных марш-бросков в полной выкладке.

От постоянной усталости он даже перестал видеть сны с участием Дженнифер; Наоми ему почему-то не приснилась ни разу. Со временем он смирился с мыслью, что, скорее всего, никогда их не увидит - слишком опасно было бы появляться рядом с женой и дочерью после внедрения.

Что самое интересное - за все это время Реймонд так и не узнал, какая именно за всем этим стоит структура. Судя по акцентам, манерам и выправке, многие его преподаватели и инструкторы были военными США, кто-то из "Дельты", кто-то из "морских котиков" и рейнджеров; уходить от слежки его учил бывший агент ЦРУ, много лет проживший в России, навыкам выживания - ветеран SAS, а антитеррористической подготовке - моссадовец. Страшно представить, сколько же потребовалось особых разрешений и допусков, не говоря уже о деньгах, чтобы собрать со всего света целую команду высококвалифицированных специалистов и организовать такую масштабную и долгоиграющую операцию!

Когда на исходе четвертого года к нему утром вдруг заявился мистер Джонс и сообщил, что Реймонд полностью готов, он этого совершенно не ожидал. Оказалось, что аналитики разведки донесли: заинтересованные в секретных данных потенциальные покупатели через несколько месяцев соберутся в Исламабаде. Там и состоится внедрение Реймонда в международные преступные круги. Отдавать сведения государственной важности в руки пакистанцев было опасно, но никакого другого способа убедить их, что Ред действительно предатель и перебежчик, просто не было. А без завоеванного с первой же минуты доверия тщательно спланированная операция теряла всякий смысл.

В процессе обучения Ред узнал столько всякой грязи и мерзостей о руководителях и высших чиновниках всех важнейших стран мира, что постепенно стал считать своим долгом вывести их на чистую воду, а если не получится - уничтожить. Удивительно, что в Штатах кто-то из власть имущих решил вбухать кучу средств и времени на подготовку спецагента для подобной цели. Лишних вопросов Ред не задавал - все равно правды ему не скажут, для его же блага. У него есть задание, он к нему идеально подготовлен и в любой момент может приступать к его выполнению.

Именно тогда, в Исламабаде, он впервые и попал в поле зрения ФБР.

Потом были годы, проведенные в бегах, тюрьмы в разных странах мира, причем отнюдь не всегда комфортабельные и с цивилизованными охранниками, все новые и новые шрамы - не только от ранений, но и после пыток, и десятки, сотни подонков всех типов и мастей: торговцы наркотиками, оружием и живыми людьми, безумные ученые, изобретающие смертельные вирусы, серьезные воры и аферисты, наемники, мафиози, фанатики, маньяки, педофилы, киллеры... За первые годы внедрения Реймонд повидал абсолютно все мерзкое и преступное, что только смогло придумать человечество за время своего существования. И душа его сначала словно покрылась защитной коркой, а потом начала постепенно, по частям, умирать. Вместе с каждым убитым человеком.

Пока он не встретил Катерину Ростову.

А через какое-то время не спас ее дочь, четырехлетнюю Машу, из пожара.

Когда тонкие ручки перепуганной девочки обвились вокруг его шеи, а позади них продолжал яростно полыхать огонь, он понял: она - его шанс превратиться из монстра, которым он постепенно стал, обратно в человека. Пусть не сразу, пусть на это уйдет много времени и сил, но иначе он просто не выдержит.

Немного оклемавшись от ожогов, навсегда оставивших уродливые отметины на его спине, Ред встретился с Сэмом, своим хорошим другом, которому отвез девочку в тот страшный день. Пообещал, что всегда будет им помогать, и не только деньгами, а вообще всем, что только может понадобиться для того, чтобы вырастить ребенка. Сэм был неженат и бездетен и поначалу отнекивался - мол, он бывший преступник, у него судимость, ну какой из него отец? Но очень скоро признался Реду, что полюбил Лиззи - они сменили Машино имя на Элизабет, - как родную дочь и уже не сможет представить себе жизни без нее.

Поначалу девочку вдобавок к ожогу на руке мучили кошмары. Она взахлеб плакала по ночам, прижимая к себе слегка обгоревшего в том пожаре плюшевого кролика, так что какое-то время приемному папе пришлось ночевать рядом с ней, чтобы успокаивать и объяснять, что это был всего лишь плохой сон. В итоге Ред, предварительно согласовав все с Сэмом, привез к Лиззи лучшего психотерапевта, которая сумела с помощью гипноза заблокировать ужасные воспоминания девочки о том роковом выстреле и пожаре.

Удостоверившись, что у Сэма и его дочери будет все в порядке, Ред вернулся к своим делам и много лет не встречался с Лиз лично. Конечно, Сэм посылал ему фотографии, видеозаписи и подробные отчеты об успехах девочки в школе, о том, какой сорт мороженого она любит больше всего и что на нынешнее Рождество она хочет в подарок велосипед, так что Ред был в курсе абсолютно всего, что происходило за эти годы с его Лиззи. Он прекрасно разбирался не только в чужой, но и своей собственной психологии и отлично понимал, что Маша-Лиз заменила ему навсегда потерянную Дженнифер; он очень долго пытался найти следы дочери, но так и не сумел. К тому же с годами Лиззи все больше становилась похожа на свою мать, которая была единственной женщиной, вызвавшей отклик в душе Реда после расставания с Наоми. Поэтому он старательно избегал личных встреч с девочкой - чтобы лишний раз не тревожить чувства, которые испытывал в свое время к Катерине.

Когда Элизабет получала диплом психолога, он не вытерпел и, не поставив Сэма в известность, приехал посмотреть на ее выпуск. Ред знал, что она учится на психологическом факультете, а потом собирается поступать в Куантико. Совсем не этого он от нее ожидал! Ред был уверен, что она откроет частную практику, одна или вместе с кем-нибудь, но чтобы пойти в академию ФБР?!

Впервые после той ночи, когда он привез ее к Сэму, он видел Лиззи не на фотографии или экране компьютера, а живьем, в мантии и шапочке с кисточкой, радостную, смеющуюся и обнимающуюся с однокурсниками. Ред сидел на заднем сиденье своего автомобиля, припаркованного на таком расстоянии, чтобы не привлекать излишнего внимания, смотрел на нее и чувствовал, как у него внутри все скручивается в тугой узел.

Он видел не маленькую девочку, которую спас когда-то давно, а красивую молодую женщину, и ощущал, как рушатся все сдерживающие барьеры, которые он мысленно так тщательно возводил.

Лиззи стала его дорогой обратно к нормальной жизни, в которой нет места шпионажу, предательствам, оружию, наркотикам и убийствам. Дорогой домой, и когда-нибудь он вернется. И ему - хотя это и абсолютно нереально! - просто невыносимо хочется позволить себе надеяться, что вместе с ней.

В тот день он приказал срочно ехать в аэропорт, сел в личный самолет и улетел на Кубу, как можно дальше от мисс Скотт. Ред прекрасно понимал, что будущего рядом с Лиззи - не в качестве незримого покровителя и защитника, а в качестве любящего мужчины, - у него нет и быть не может. Ведь кто он такой? Консьерж преступности, четвертое лицо в списке самых разыскиваемых преступников ФБР. И давным-давно внедренный тайный агент, с которым уже почти десять лет не вступает в контакт его куратор и он действует исключительно на свой страх и риск. То, что она будет работать в ФБР - а Ред не сомневался, что Лиз легко пройдет обучение и сдаст все экзамены, - с одной стороны ему на руку, а с другой стороны он не имеет права подвергать ее опасности. Но он должен продолжать выполнять задание, ради которого пожертвовал всем, что было у него в жизни!

После многих месяцев борьбы с собой, мучительных размышлений, бессонных ночей и обсуждений с Дембе сложившейся ситуации Ред поклялся, что пойдет на все, что угодно, лишь Лиз не пострадала в результате его действий; к тому моменту она уже заканчивала Куантико. Когда ее примут в ФБР, он сдастся, но с одним условием - говорить он будет только с агентом Скотт. Он станет информировать Бюро о самых опасных преступниках и станет помогать с их поимкой. Таким образом он начнет воплощать в жизнь ту цель, к которой его столько готовили, и будет хотя бы иногда видеться с Лиззи. Ему достаточно лишь слышать ее голос, наблюдать за улыбкой, вдыхать аромат духов, изредка прикасаться к руке или плечу, а на большее он даже не осмеливается надеяться. Дембе не одобрял эту затею из-за серьезных опасений за жизни их обоих, но понимал - другого выхода у Реда просто нет.

Также Дембе активно не понравилась идея нанять Джейкоба Фелпса и подослать его к Лиззи под видом школьного учителя. Ред подозревал, что его друг в глубине души упорно надеется, что у него с Лиззи в итоге что-то может получиться, и поэтому категорически объявил Дембе, что он всегда будет рядом с ней, но никогда не совершит ничего непоправимого, как бы ему не было больно. Пусть у девочки будет хотя бы частично счастливая жизнь, сказал он тогда. Джейкоб Фелпс за солидную сумму будет годами изображать любящего нежного мужа, не станет ворчать из-за ее поздних возвращений с работы и неумения Лиз готовить, будет исполнять все ее капризы и желания, а он, Ред, хотя бы не будет волноваться, что его девочку охмурит неподходящий мужчина. Тогда он полагал, что для Лиззи лучше красивая ложь, нежели ужасная правда.

Разве мог он ожидать, что Том Кин - именно под этим именем Фелпс вошел в жизнь Лиззи, - нарушит условия контракта и сделает ей предложение, а она согласится?!

Фотографии с их свадьбы Ред смотреть не стал, слишком уж был зол на весь мир. Осведомитель, подвернувшийся на следующий день под горячую руку, за мелкую ложь получил пулю в коленную чашечку. Тем же вечером Ред напился вдрызг, чего с ним не случалось уже очень много лет. Дембе, помогавший ему добраться до спальни, лишь понимающе и печально покачал головой.

Наутро Ред, глядя в зеркало на свою помятую физиономию, дал себе слово, что больше такого с ним никогда не случится. Его чувства не должны мешать выполнению задания, как бы ему ни хотелось поступить иначе - лично пристрелить лжеца Тома, рассказать Лиз всю правду о ее родителях и вместе под вымышленными именами улететь куда-нибудь в Южную Америку; ведь если у нацистов получалось прятаться там от Моссада десятилетиями, они бы тоже смогли. Но он не имеет права. Долг превыше всего.

С тех пор произошло очень много событий. Он, как и планировал, сдался ФБР и стал поставлять им сведения из "Черного списка" - так он назвал перечень преступников всех мастей, который составлял на протяжении долгого времени. Бюро, загнанное в угол его однозначным заявлением "или Элизабет Кин, или вы не ничего получите", предоставило ему для сотрудничества и Лиз, и целую группу агентов из так называемого Почтамта, ставших заниматься исключительно фигурантами списка. На всех агентов, включая их босса Гарольда Купера, у Реда были собраны подробнейшие досье - он не мог допустить, чтобы среди сотрудников, бок о бок работающих с его Лиззи, оказались ненадежные люди.

Характер у Лиз оказался несколько иной, нежели он полагал - она была довольно упряма, иногда своевольна, частенько не прислушивалась к советам других людей и делила окружающий мир исключительно на черное и белое. Точно как Катерина. И, что самое неприятное, упрямо любила Тома Кина. Даже после всего, что ей со временем пришлось пережить по его вине, она все равно так и не смогла его возненавидеть.

За время сотрудничества Реда с ФБР Бюро поймало и посадило либо ликвидировало многих из тех, на кого они самостоятельно никогда бы не вышли либо не нашли бы никаких доказательств. Его грандиозный план очень медленно, но верно воплощался в жизнь.

Не всегда все шло гладко. Лиззи часто лезла прямиком на передовую, заставляя Реда холодеть от ужаса, что ее могут похитить или ранить; о вариантах пострашнее он старался вообще не думать. Многочисленные враги как в США, так и по всему миру тоже не дремали, приходилось просчитывать далеко наперед несколько вариантов развития событий, составлять множество планов на все случаи жизни и постоянно быть начеку.

Когда в жизни Реда снова объявился Энсло Гаррик, это стоило жизни верной Лули и нескольким агентам Почтамта. Ему самому пришлось довольно долго просидеть в бронированном боксе по локоть в крови Ресслера, выслушивая болтовню Энсло. Потом Гаррик угрожал убить Лиззи, если он не выйдет наружу, увез Реда в свое убежище и довольно долго пытал. Когда Реду вкололи сыворотку, единственное, что помогло ему не сломаться - мысли о Лиззи. Он представлял, как она улыбается ему, ласково берет за руку, обнимает, - и только эти картины немного притупляли чудовищную боль и давали силы не закричать.

Потом Лиз попала в руки Суповара, заразилась чумой, в нее неоднократно стреляли, ставили синяки в драках, на нее охотился Берлин, и каждое происшествие добавляло Реду седых волос. Хорошо, что на коротком "ежике", которому он не изменял на протяжении нескольких лет из-за рано проявившейся тенденции к облысению, седина не была так сильно заметна. Что ему пришлось пережить, когда Лиз поймали и обвинили в государственной измене и убийствах, знал только Дембе. На людях Ред продолжал носить маску уверенного и хладнокровного Консьержа преступности, хотя в душе у него теперь постоянно бушевал ураган высшей категории.

Все это время он тщательно следил за тем, чтобы случайно не показать Лиззи своих чувств. Да, он честно признался, что будет ее защищать, не допустит, чтобы с ней что-то случилось, неоднократно помогал в безвыходных ситуациях, спасал жизнь, но ни единым словом не обмолвился о том, что она - его единственная надежда. Элизабет, вероятно, полагала, что он опекает ее как дочь старого друга либо как полезного для его криминальных дел человека; правду Ред ей никогда не скажет.

Повезло, что она была без сознания после заражения чумой, когда он пришел в больницу и провел около ее постели без сна почти сутки. Когда лечащий врач, просмотрев результаты свежих анализов, сообщил, что она справилась и вскоре очнется, Ред поспешил уйти, предварительно заплатив врачу и медсестрам за молчание. Незачем Лиз задаваться ненужными вопросами.

Было всего два момента, когда Ред чуть не выдал себя, и оба случились, когда они с Лиззи были в бегах. Тогда они нашли временное пристанище в его комфортабельном грузовом контейнере. Лиз была так измотана всей этой историей с Заговором, убийством Коннелли и прочим, что не осознала толком, как он тогда на нее смотрел и что сказал, когда они вышли посмотреть на ночное небо и звезды. Вторым был день, когда она ради маскировки перекрасилась в блондинку. Увидев ее со светлыми волосами, Ред не сразу нашелся, что сказать, и довольно долго просто стоял молча, наслаждаясь ее новым обликом. Если бы в ее сердце все еще безраздельно не властвовал мерзавец Том Кин, она бы наверняка заметила, с каким восхищением он тогда на нее смотрел, и все бы поняла. Его Лиззи - умная девочка, просто ей надо когда-нибудь наконец уразуметь, что любой из окружающих может преспокойно лгать ей прямо в лицо и что на свете не все абсолютно однозначно плохо или хорошо.

Потом он задействовал все свои связи, поднял на уши знакомых по всему миру - и Лиз вышла на свободу. Все обвинения были с нее полностью сняты. Той ночью, когда она вышла из здания суда, огляделась по сторонам, увидела его, подошла и обняла, Ред ощутил, что впервые за долгие годы счастлив по-настоящему. Закрыв глаза, он гладил ее по волосам и искренне верил в те удивительные мгновения, что самое страшное уже позади.

Но такая уж у него, видимо, судьба - проблемы никогда не кончаются. Увидев выражение лица Дембе, Ред сразу понял, что случилась очередная неприятность. Действительно, случилась, и еще какая!

Лиз забеременела от Тома.

У него не осталось сил даже толком на нее разозлиться. Мерзавец Фелпс так здорово выполнил свою работу по изображению душки-учителя младших классов, что, даже узнав о его реальной личности, Лиз не смогла его разлюбить. А чем, собственно, он, Ред, хуже? Все, чем он занимался долгие годы, было ради страны и спасения невинных людей, а не из-за денег, и в этом его главное в отличие от Фелпса, но Лиз видит в нем исключительно коварного преступника, решившего сотрудничать с ФБР только ради собственной выгоды. И даже тот факт, что он сдал Бюро множество серьезнейших преступников, а потом спас ее от десятка обвинений, в том числе и в государственной измене, не зародил в ней ни капли сомнений по поводу его истинных мотивов.

А Фелпса она, увы, любит. Лиз в точности повторяет историю своих родителей, а он обречен - и тогда был, и теперь придется, - просто находиться рядом. Конечно, он будет по-прежнему помогать Лиз, следить, чтобы Тома-Джейкоба не нашел Майор - Ред не может позволить себе оставить ребенка Лиз без отца, - но та слабенькая призрачная надежда на возможный счастливый исход их отношений, которая когда-то теплилась у него в глубине души, теперь навсегда погасла.

У него остался лишь долг.

Ред медленно поднялся и подошел к окну, за которым сверкали огни ночного Шанхая. Завтра ему улетать в Сингапур, оттуда - в Буэнос-Айрес, а потом - обратно в Штаты. Человек, значащийся в Черном списке под номером семьдесят один, очень скоро приедет в Нью-Йорк, и надо как следует подготовиться к его встрече.

Ред глубоко вздохнул, привычным усилием воли отодвинул в сторону личные проблемы, расправил плечи и поднял голову.

Еще очень многое предстоит сделать, и он не имеет права раскисать.

Завтра будет новый день, и он должен встретить его во всеоружии.

Конец

@темы: Черный список, Ангстовый фик, The Blacklist

---

Никогда

[Пацка]

Фандом: "Игра престолов" (сериал)
Название: "Никогда"
Автор:  Пацка
Бета: jane-connor
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Сандор Клиган / Санса Старк
Краткое содержание: AU. Что было бы, если бы аккурат в тот момент, когда Пес выходил из комнаты Сансы после битвы у Черноводной, его бы застал Джоффри, которому вдруг приспичило увидеть невесту?
От автора: Книги ПЛИО не читала, только смотрела сериал и читала фанфики, так что в голове у меня плавно смешались экранизация и вариации на тему, которые придумали многочисленные поклонники. Санса тут - сериальная (визуально ближе к пятому сезону) взрослая девица, а не книжная малолетка.
Отказ от прав: Вселенная и герои принадлежат только и исключительно Джорджу Мартину и создателям сериала, я их лишь взяла на время поиграться.

Читать дальше

Ему давно надо было устроить мерзкому мальчишке несчастный случай. Скольких проблем удалось бы избежать! И Королевской Гавани, и всему Северу, и, что самое главное, несчастной Пташке. Но сейчас уже, увы, поздно сожалеть о том, что не было сделано.

Пес в очередной раз молча проклял и Ланнистеров с Баратеонами, и Станниса с его войском, и вообще все на свете. А в первую очередь - самого себя. Битва при Черноводной заставила его потерять голову; спрашивается, зачем его понесло в покои Пташки после того, как он высказал Тириону и Джоффри все, что хотел? Сел бы на Неведомого и ускакал в любом направлении; в городе царил такой хаос, что никто из придворных его бы не хватился, да и остановить его, с его репутацией хладнокровного и безжалостного убийцы, вряд ли бы кто-то посмел. Но вино сослужило ему плохую службу - в трезвом виде он бы ни за что не заявился в комнату к Сансе и уж тем более не приставил бы ей нож к горлу и не заставил спеть.

Если бы не эта песня, он, возможно, успел бы уйти до того, как появился Джоффри с десятком "белых плащей". Дикое возбуждение от сражения, боль от нескольких мелких ран, хмель, усталость, отчаяние после отказа Пташки помешали ему быстро среагировать, ведь он вполне мог бы справиться с десятком гвардейцев, пусть и не очень легко. А он, вместо того чтобы выхватить меч и устроить им всем кровавую баню, просто застыл на месте, глядя, как и без того узкие губы Джоффри превращаются в тонкую линию, а потом зло выплевывают приказ: "Взять его! Живьем!".

Пес криво усмехнулся своим невеселым мыслям. Как же иначе мог отреагировать мальчишка, увидев, как из спальни его невесты, пошатываясь, вываливается младший Клиган, пьяный, весь в крови и копоти? Санса пыталась что-то объяснять, Пес краем уха успел уловить ее лепет, но кто к ней прислушается? Вино и непонятное чувство, которое он сейчас с уверенностью определил как безысходность, заметно притупили его реакцию, так что кто-то из "белых плащей" сумел быстро зайти ему за спину и плашмя ударить мечом по затылку, после чего Пса легко скрутили и заперли в пустой подвальной комнатушке. Он ждал, что Джоффри немедленно пришлет к нему Илина Пейна или даже лично перережет горло, но его спас чей-то оруженосец. Он подбежал к Джоффри и, задыхаясь, сообщил, что Тирион ждет его аудиенции. Мальчишка пообещал, что с утра Пес заплатит за все и что он будет лично следить за тем, чтобы сир Пейн использовал весь свой богатый пыточный опыт. Джоффри и раньше был не подарок, но Черноводная окончательно пошатнула его рассудок; он орал и брызгал слюной так, словно он не король Семи королевств, а пьяная трактирная шваль.

А почему, спросил себя Пес, он не оправдывался, ведь ничего крамольного он с Сансой не сделал? Потому что посчитал это ниже своего достоинства? Вряд ли.

Когда он предложил Сансе уехать вместе с ним, а она отказалась, он понял - это конец. Служба в королевской гвардии, хорошее жалование, статус телохранителя наследника престола, страх, который перед ним испытывало подавляющее большинство людей и которым он даже слегка гордился - все это было ничем перед тайной надеждой, глубоко-глубоко запрятанной на самом донышке его убогой, уродливой души.

Если бы он когда-нибудь смог стать для Сансы не ужасным страшилищем, которому она боится смотреть прямо в лицо, а человеком, который сумел бы о ней позаботиться! Пусть грубо, неловко, но он ведь был единственным, кто никогда ее не обижал и без прикрас рассказывал о происходящем в Королевской Гавани и нравах ее обитателей. Глупенькая рыжая пташка доверчива и наивна, в голове у нее лишь мешанина из рыцарских романов и восторженных бредней, и в одиночку она пропадет в этом гадюшнике!

Но когда она твердо сказала "нет", он понял, что больше надеяться не на что. Даже в такой отчаянный момент, когда совсем рядом с замком полыхал Дикий Огонь, а из окна доносились ужасные вопли раненых и умирающих, она все равно предпочла остаться рядом с Серсеей и ее мерзким отпрыском.

Когда Пес встал и содрал с себя грязный и окровавленный плащ, бывший когда-то белым, ему показалось, что он со всем попрощался - с городом, с Пташкой, с самим собой. Прежде, до встречи с рыжей северянкой, ничто не вызывало в нем сильных чувств, лишь желание отомстить Григору. И то после того, как Санса ему спела, на месте острой ненависти к брату возникло странное чувство опустошенности. Даже мысль о том, как он выпускает Григору кишки, которая обычно грела его по ночам, сейчас оставила его равнодушным. Осталась только пустота. Направляясь к выходу из спальни после ее отказа уехать с ним, он очень четко понял, что жил напрасно.

Пес скрежетнул зубами и глухо застонал. Ничего, скоро все закончится. Боли он не боялся. Что ему пытки сира Пейна, когда он всю жизнь прожил с таким лицом? И последнее время чуть ли не каждый день видел синие глаза и рыжие волосы Сансы - самое мучительное испытание, какое только могли придумать для него Семеро?

Веревка так туго стягивала его запястья, что у него уже начали неметь пальцы. Он пытался ее растянуть, но связали его на совесть, а развязать узел зубами было нельзя - руки ему предусмотрительно скрутили за спиной. Он еще раз попытался было сесть и опереться на сырую, склизкую от влаги стену, но бок прострелило острой болью. Перед уходом Джоффри приказал "белым плащам" осуществить, как он выразился, "первый этап наказания собаки, предавшей и укусившей своего хозяина". Гвардейцев не пришлось долго уговаривать; как только мальчишка удалился, они всем скопом накинулись на него и избили так, что он потерял сознание и провалялся в беспамятстве довольно долго, судя по затекшим рукам. Кроме раны, полученной у Черноводной, у него определенно было сломано ребро, до сих пор сильно ныли живот и поясница, куда в основном и метили гвардейцы, и раскалывалась голова. И сейчас мысль о смерти от рук Пейна казалась ему чуть ли не милостью и избавлением от страданий - даже не столько физических, сколько душевных.

В комнатушке, куда его бросили, не было окон, так что он не знал, наступило ли уже утро и стоит ли вскоре ждать сира Илина. Сквозь маленькое окошечко в двери еле-еле проникал тусклый свет - видимо, где-то дальше по коридору горел факел. Было очень тихо - в подвал не проникали никакие звуки извне; Пес, как ни напрягал слух, уловил только, как еле слышно где-то капает вода. Было сыро, на полу не валялось даже клочка соломы, и холод от камня проникал, казалось, в самые кости. К тому же "белые плащи" содрали с него и доспехи, и подлатник, оставив лишь холщовую рубаху, и Пса уже начинала бить мелкая противная дрожь.

Он закрыл глаза - все равно в полумраке каморки нельзя было толком ничего разглядеть - и стал вспоминать.

Вот он впервые увидел Пташку у нее дома в Винтерфелле. Тогда у нее еще не было того затравленного выражения глаз, которое появилось уже тут, в Королевской Гавани, после близкого знакомства с привычками Джоффри.

А вот она стоит на мосту, видит перед собой на пике отрубленную голову отца, переводит взгляд на камни далеко внизу и внезапно делает несколько шагов к мальчишке-королю. Что ему стоило в тот момент толкнуть Джоффри, перерезать горло не ожидающему неожиданного нападения сиру Меррину, схватить Пташку в охапку и попробовать сбежать из города? Мог же он хотя бы попытаться избавить Сансу от необходимости общаться с мерзким ублюдком, которым является его король и сюзерен? В конце концов, даже если его поймали бы и казнили, она была бы избавлена от необходимости общаться с тем чудовищем, в которое на его глазах постепенно превратился Джоффри.

Пес вспомнил, как после казни Неда Старка Санса в самые жаркие часы стала появляться на людях в закрытых платьях с длинными рукавами. Сначала он не придал этому никакого значения, а потом как-то раз случайно увидел синяк на ее тонком запястье, видневшийся из-под кружевной манжеты. Прекрасно зная привычки Джоффри, Пес сразу все понял. И именно тогда в нем укрепилось странное желание уберечь наивную рыжую глупышку от любых неприятностей.

Он тяжело вздохнул и прижался ноющим виском к холодному камню. Сначала выпитое вино, а потом удар по голове словно встряхнули его мозги и наконец заставили признаться себе - похоже, то, что он испытывает к Сансе, не просто забота о несмышленой и неискушенной в интригах девушке. Семеро, если бы она только сказала ему "да" пару часов назад! Он бы увез ее хоть в Винтерфелл, как и предлагал, хоть за Стену прямиком к одичалым! Сражался бы за нее в идиотских турнирах с напыщенными рыцарями, которые в реальности ведут себя вовсе не так благородно, как в ее книжках и песенках! Стал бы ее комнатной собачкой, даже попробовал бы бросить напиваться вдрызг каждый вечер, если бы она попросила!

Но она сказала "нет", и после этого Сандор Клиган отчетливо понял, что дальше жить ему, собственно, незачем.

Поскорее бы уже пришли Джоффри с Илином Пейном и все наконец закончилось, мрачно подумал Пес, и именно в этот момент неожиданно раздался скрип ржавого засова и тихие голоса. Дверь распахнулась и в проеме возникли очертания чьей-то фигуры.

- У вас есть час, леди, - хрипло буркнул мужской голос. - Захотите уйти, постучите в дверь, я отопру. И лампу не забудьте, а то поймут, что я сюда кого-то пускал.

- С-спасибо, - ответил, чуть заикаясь, тоненький дрожащий голос, от которого Пса моментально бросило в жар.

Он с трудом приподнялся на локте; в дверях стоял хмурый молодой парень, судя по одежде - кто-то из придворной челяди. В руке он держал масляную лампу, а вот кто стоял за ним, Пес пока не видел. Но не померещился же ему такой знакомый голос!

Парень, с опаской глядя на связанного Пса, вошел в комнатку, поставил лампу на каменный пол в самом центре и быстро ретировался обратно в коридор. А на пороге появилась...

Он не поверил своим глазам.

К нему пришла Санса.

Пес открыл было рот, но понял, что не знает, что сказать. Никакие, даже самые грубые слова, не шли у него с языка.

Дверь с шумом захлопнулась. Пташка аккуратно положила на пол небольшой сверток, который принесла с собой, и нерешительно сделала маленький шажок вперед. Пес, глядя на нее снизу вверх, продолжал молчать, но сердце у него билось так, словно он только что сразился с целой кучей "белых плащей".

- Как ты сюда попала? - наконец задал он довольно дурацкий вопрос.

Санса молча кивнула в сторону двери.

- Этот сопляк не побоялся провести тебя сюда. Я спрашиваю, ты что-то ему обещала взамен?

- Ну... У меня осталось несколько золотых драконов, еще с тех пор, как мы с отцом и Арьей сюда приехали, и я... - она неопределенно пожала плечами.

- Ты его подкупила? Дала взятку? - поразился Пес. - У пташки понемногу начали отрастать коготки? Да-а, чтобы увидеть такое, стоило разгневать его величество Джоффри.

- Я попробую развязать вас, - тихо пробормотала Санса, игнорируя его замечание.

- Не стоит. Во-первых, у тебя силенок не хватит, а даже если бы хватило, ты потом не сможешь затянуть веревку так же туго. И у твоего милого Джоффри возникнут подозрения - а кто это приходил к его псу? - отказался он.

- Он не мой милый Джоффри, сир.

Санса немного помолчала, а потом сделала еще один шаг по направлению к нему. Слабый лучик света от лампы упал на ее лицо, и Пес разглядел свежий кровоподтек на ее левой скуле и разбитую губу.

Он забыл даже, как ему ненавистно обращение "сир" - такая дикая ярость вдруг в нем проснулась.

- Это сделал Джоффри? - прохрипел он с ненавистью и попытался сесть. - Но за что?!

Санса, которая обычно шарахалась от его прикосновений как от чумы, быстро подошла вплотную, подхватила его под локоть и помогла привстать и опереться на стену.

- Ты же ничего не сделала! - он с отчаянием всмотрелся в ее лицо. Если ей повезет, на скуле не останется шрам.

- Я не сделала самого главного, - Санса чуть ли не впервые за все время с их первой встречи в Винтерфелле смотрела прямо на него, не отводя глаз. - Я не поняла, кто мне и правда друг, а кто - нет. Вернее, поняла слишком поздно.

- И кто же теперь будет учить тебя уму-разума, пташка? - хмыкнул он мрачно. - Как только Джоффри и Бес разберутся с делами, король спустится сюда вместе с Илином Пейном. И лучше тебе в этот момент быть как можно дальше и не попадаться им на глаза.

- Джоффри не придет, - тихо ответила она. - Он мне обещал.

Пес похолодел. Мальчишка никогда в жизни не отказывался от удовольствия посмотреть, как мучают других. Что еще натворила эта дурочка?

- Он-то, может, тебе что-то и обещал, но сомневаюсь, что сдержит свое слово. Как будто ты не знаешь, каков твой король!

Если бы у него не были связаны руки, он бы схватил ее и хорошенько встряхнул. С Джоффри нельзя идти ни на какие соглашения!

Санса выпрямилась и расправила плечи:

- Когда вы... Когда вас увели, я долго сидела одна и думала о том, что на самом деле в Королевской Гавани никто не был действительно добр ко мне. Только вы. По-своему, как могли. И когда вы предложили мне уехать с вами, вы сказали это лишь потому, что желали мне добра, а я не смогла этого понять и боялась, все время боялась... Так что когда пришел Джоффри и... - она замялась, пытаясь подобрать нужные слова.

- Украсил твое хорошенькое личико напоминанием о том, кто здесь король, - мрачно подсказал Пес, от всей души жалея, что мальчишка не сдох на берегу Черноводной, как добрая половина его войска.

- Я... я пошла на сделку, - выдохнула Санса.

- Да откуда ты знаешь такие ужасные выражения, пташка? - притворно удивился он. - От Мизинца научилась или от Вариса?

- Не только Ланнистеры умеют платить по своим долгам. Старки тоже.

- Так в чем же суть вашей сделки?

- Сир Пейн не придет. Как только рассветет, вас сразу отправят к Стене, - выпалила она, стараясь, чтобы не задрожал голос, но напрасно.

Пес пожал плечами - в ту секунду ему было глубоко наплевать, на Стену его пошлют или прямиком в самое пекло:

- Ну надо же. Илин Пейн будет глубоко разочарован, как и твой король. А что ты обещала Джоффри? Круглые сутки станешь петь ему песенки про благородных рыцарей в обмен на мою относительно целую шкуру? Или вышьешь очередной красивый платочек?

Санса сделала глубокий вдох и, помедлив, очень тихо продолжила:

- Через три дня состоится наша с Джоффри свадьба.

- Мать твою, глупая девчонка! - потрясенно выругался он. - Раньше я подозревал, что у тебя в голове солома, но сейчас точно в этом убедился! Станнис отступил, но война еще не закончена! Королевская Гавань еще вполне может пасть! К тому же после того, как король казнил твоего отца, он часто говорил, что ему не нужна в жены дочь предателя! Неужели ты по собственной воле согласилась выйти за Джоффри? Неужели он до сих пор тебе нравится, безмозглая ты пичуга?! Тебе мало его побоев?! Хочешь, чтобы он и в постели над тобой издевался, а? А когда родишь ему наследника, в живых он тебя не оставит!

Глаза Сансы округлились - конечно же, девчонка не привыкла к такому обращению, но как же иначе донести до нее, какую глупость она совершила? Семеро, лучше бы он подох, не узнав этой новости!

Но тут она взяла себя в руки, - он видел, каких огромных усилий ей это стоило, - и тоном благовоспитанной леди добавила:

- Это самое меньшее, что я могу для вас сделать, сир. Я слишком многим вам обязана, чтобы допустить такую вопиющую несправедливость, как ваша... - она чуть запнулась, - казнь.

Пес ошалело уставился на нее, во второй раз не обратив внимание на ненавистный титул. Она решила пожертвовать собой ради него? Не ради Рыцаря Цветов или еще какого-нибудь слащавого юнца в сверкающих доспехах и с белоснежным плюмажем на шлеме?

- Что ты сказала? - выдохнул он, не веря собственным ушам.

- Я выйду за Джоффри, а он отпустит вас в Ночной Дозор. И вас не будут пытать.

- Да ты совсем рехнулась, пташка, - хрипло прошептал он, прикрывая глаза, чтобы не видеть ее печального лица.

- И отец, и мама всегда учили меня, что за добро надо платить добром...

- И именно потому твой драгоценный папочка кончил свои дни на плахе, - Пес понимал, что бьет по самому больному месту, но от одной мысли о том, что Санса будет целиком и полностью принадлежать Джоффри, у него в голове все мутилось от ярости. Какая разница, на Стене он будет или в могиле? Все равно он не сможет ее защитить!

- Боги учат нас милосердию и смирению.

- И в чем заключается это твое милосердие? В том, что я буду до конца своих дней мерзнуть до костей в обществе воров, насильников и убийц, потому что именно из них состоит основная часть стражей Дозора?

- Они совершают благое дело, защищая всех нас от... - начала она, но Пес уже не мог остановиться:

- И буду знать, что ты принадлежишь этому ублюдку? Пташка, да я бы убил его ради тебя! И Серсею, и весь их род!

- Ради... м-меня? - Санса открыла рот от изумления. - Сир, вы...

- Я не сир! Сколько раз можно повторять! - рявкнул Пес. - Ты навыдумывала себе красивых благородных рыцарей, а им всем было на тебя плевать! Во всей Королевской гавани только мне было не плевать на тебя!

- Я... Я не понимаю, - дрожащим голосом пролепетала Санса со слезами на глазах.

- А я не умею говорить складно, как написано в твоих историях про рыцарей! Ради тебя я сделал бы все, чего ты только пожелала! Как это называется в твоих книгах, а? Ну, скажи это вслух, пташка!

Санса тихонько всхлипнула, поднялась с пола, машинально отряхнула подол платья и отошла к двери. Пес, тяжело дыша, сверлил взглядом ее худенькую спину.

Молчание длилось довольно долго. В конце концов Санса наконец обернулась к нему. Глаза у нее были красные, на щеках следы слез. Какой же я молодец, сказал себе Пес. Мало девчонке переживаний, еще и ты добавил.

- Мне очень жаль, что я не смогла вознаградить вас ответными чувствами, достойными такого смелого и отважного воина, как вы, - голос у нее слегка дрожал, но в остальном она уже вполне владела собой.

- О Семеро, - простонал Пес, - да хоть раз в жизни скажи что-нибудь своими словами, а не теми фразами, что в тебя вдолбила септа! Только раз, а потом я навсегда исчезну из твоей жизни.

Она стояла у двери и молча смотрела на него. Пес не мог понять выражения ее лица; хорошо хоть плакать перестала!

Пламя в лампе замерцало, и это вывело Сансу из ступора. Она снова подошла к нему, опустилась на колени и... обняла.

Пес потерял дар речи.

А она прошептала ему на ухо:

- Простите, что раньше я была так глупа и так сильно вас боялась... И не поняла сразу, что вы, хоть и не носите титул, больше рыцарь, чем все остальные дворяне Королевской гавани. Но зато сегодня я спасла вам жизнь.

- Да разве это будет жизнь? - безнадежно ответил он и добавил про себя: "Без тебя, девочка моя хорошая..."

Она еще сильнее обняла его:

- Теперь у меня никого не останется. Раньше я считала, что совершила ошибку, влюбившись в Джоффри, когда он приехал в Винтерфелл, но была неправа. Настоящую ошибку я совершила, когда не согласилась уехать с вами, Сандор. И исправить ее у меня уже не получится. Но зато я буду уверена, что на Стене вам не будет угрожать немилость короля и сир Илин Пейн.

Пес чуть ли не до крови закусил губу - впервые за все время их знакомства она назвала его по имени. И впервые она была так близко, что он чувствовал тепло ее тела, а его шею щекотало ее дыхание. Он крепко зажмурился, чтобы навсегда запомнить эти мгновения, ведь кроме них у него уже ничего и никогда не будет. Проклятие, он даже обнять ее в ответ не может!

Он не знал, сколько они так просидели; первой опомнилась, как ни странно, Санса. Вскочив и украдкой вытерев щеки, она принялась возиться с принесенным свертком:

- Вы ведь были ранены у Черноводной, так что я принесла маковое молоко и мазь, которую мне дает мейстер, когда Джоффри... - она запнулась.

- Когда он тебя бьет, - докончил Пес.

- Когда он меня бьет, - эхом повторила Санса, осторожно разворачивая тряпицу и доставая два пузырька темного стекла. - Вот, выпейте, - она откупорила один и поднесла к губам Пса. Он послушно проглотил маковое молоко - если ему и правда вскоре предстоит отправляться на Север, лучше, чтобы у него ничего не болело. А вдруг получится сбежать по дороге? И тогда он вернется за Пташкой, чего бы ему это не стоило.

- А теперь, если позволите, я смажу ваши раны, - Санса указала на порез на его лице; он уже не кровоточил, но от мази отказываться не стоило. Он кивнул и чуть повернулся, чтобы ей было удобнее. Рану сильно защипало, но легкие прикосновения ее пальчиков отвлекали от боли.

Когда она закончила с лицом, он кивнул на свой бок:

- Похоже, у меня сломано ребро или даже два. Все остальное можно оставить как есть, не подохну.

От необходимости поднимать край рубахи Санса покраснела, - Пес заметил это даже в слабом свете лампы, - но когда она увидела багровый кровоподтек на его боку, забыла о смущении и в ужасе ахнула:

- В таком состоянии вам нельзя ехать на Север!

- Ездил я верхом, да еще и с ранами пострашнее, - усмехнувшись, успокоил он ее, хотя отнюдь не был уверен в том, что сломанное ребро не пропорет ему внутренности. - Просто намажь ее тем, что тебе дал Пицель, и этого будет достаточно.

Вздыхая и страдальчески морщась, Санса смазала его бок пахнущим травами составом, осторожно опустила рубаху и предложила:

- Может, возьмете мазь с собой? Баночка маленькая, зажмете в кулаке, и никто не заметит.

- Не надо. Подозреваю, что тебе эти лекарства понадобятся больше. К тому же на первом же привале у меня ее наверняка отберет стража. Ну, забирай же!

Немного поразмыслив, Санса кивнула и спрятала пузырьки обратно в сверток. А потом, словно оправдываясь, сказала:

- Простите, си... Сандор, что я не принесла никакой одежды. В дороге, наверное, будет очень холодно...

- Ерунда, - отмахнулся Пес, хотя ничего не имел против хотя бы простого шерстяного плаща. - Ты, пташка, сегодня и так сделала для меня достаточно. Никто и никогда, - добавил он намного тише, - не был ко мне так добр.

- Я буду молить всех богов, старых и новых, чтобы они охраняли вас, когда будете на Стене, - очень серьезно сказала Санса.

- Не делай глупостей, пташка, - попросил ее Пес, всем своим существом чувствуя, что выделенный им час на исходе и скоро придется навсегда расставаться с единственным человеком, сумевшим достучаться до его озлобившегося сердца. - Соглашайся со всем, что будет говорить Джоффри. Не зли его. Уж поверь, я лучше тебя знаю, на что способен этот ублюдок. Постарайся подружиться с Бесом - хоть он и уродливый карлик, но совсем не так плох, как остальные Ланнистеры. Джейми ты можешь иногда попросить о небольшой услуге, но только если она не будет идти вразрез с желаниями Серсеи или с выгодой для ее детей. Запомни, что здешние фрейлины и служанки доносят либо Варису, либо Серсее. Лучше, если у тебя будет преданная горничная-северянка. Опасайся Мизинца - даже если он говорит, что поступает тебе во благо, не верь ему, он всегда думает только о себе, - Пес перевел дух. - А если тебе когда-нибудь настолько повезет, что подвернется случай бежать, постарайся сделать так, чтобы Джоффри никогда не сумел тебя найти. Плыви в Вольные города, смени имя, цвет волос и начни жизнь заново.

Он прекрасно понимал, что Санса никогда не сможет сбежать от Джоффри, но дать ей напоследок хотя бы призрачную надежду он ведь может?

- Ты поняла? И главное - никому полностью не доверяй и не говори прямо, о чем думаешь.

- Этому я, кажется, уже научилась, - горько ответила Санса, сосредоточенно роясь в свертке.

Что она там еще принесла? Лучше пусть скорее уходит, чтобы Джоффри ее тут не застал!

Пес уже открыл рот, чтобы отправить Сансу подальше от этого подвала, но она его опередила:

- Думаю, мне уже пора. Простите, что смогла сделать так мало. И вообще... простите. За все.

- Мне не за что тебя прощать, пташка. Хочу лишь попросить.

- Просите о чем угодно, - Санса снова опустилась на колени и глядела прямо ему в лицо. Выражение ее глаз Псу не понравилось - словно за те несколько часов, что прошли с момента их встречи в ее покоях и его предложения уехать, она превратилась из пусть перепуганной, но юной девушки в немолодую, много повидавшую и со всем на свете смирившуюся женщину.

Он замолчал. Никогда в жизни ему не приходилось просить об этом леди, но разве леди когда-нибудь смотрели на него так, как смотрит сейчас Пташка?

Санса терпеливо ждала, а Пес всей своей шкурой ощущал, как быстро утекают драгоценные мгновения.

Наконец колоссальным усилием воли он переломил свое сопротивление и прошептал:

- Я пойму, если ты откажешься. Правда пойму. Пташка, ты... Поцелуй меня, пожалуйста. Только один раз. Чтобы мне было что вспоминать на Стене.

Ну вот, он это сказал.

Интересно, на ее лице сейчас появится гримаска страха или брезгливости?

Но он снова недооценил Сансу Старк.

Не говоря ни слова, она медленно подалась вперед и...

Поцеловала его.

Робко, неумело, но Пес ощутил, что его сердце вот-вот разорвется от переполняющих его чувств.

Когда она наконец отстранилась, он заставил себя открыть глаза, чтобы еще чуть-чуть на нее полюбоваться напоследок. Санса, вся пунцовая, держала на ладони маленький сверток, крест-накрест перевязанный прочной бечевкой.

- Это вам, - пробормотала она, тяжело дыша, - в подарок. На память... обо мне. Вот, возьмите - она быстро наклонилась, просунула руку ему за спину и вложила пакетик в его ладонь. Пес судорожно стиснул пальцы, моля Семерых, чтобы его руки не онемели так, что он перестанет контролировать собственные мускулы. А Санса, в очередной раз всхлипнув, вдруг погладила его по здоровой щеке и, резко развернувшись, бросилась к двери и забарабанила по створке.

- Санса! - он впервые назвал ее не пташкой, а по имени. - Прошу тебя, будь осторожна!

Вообще-то он собирался сказать, что не особо представляет себе, как будет жить дальше, зная, что они больше никогда не увидятся, но заставил себя прикусить язык.

Она, уже не скрывая слез, подхватила кучу тряпок, в которые были завернуты склянки Пицеля, и снова застучала в дверь. Пес видел, как вздрагивают от рыданий ее худые плечики, и понял, что еще немного - и он умрет прямо в этой каморке, лишь бы не видеть ее страданий.

Когда дверь распахнулась и охранник увидел плачущую Сансу, то шагнул вперед, злобно оскалился и схватился за небольшой кинжал, висевший на боку:

- Ты посмел как-то навредить леди, ублюдок! Из-за одного золотого дракона с меня теперь шкуру снимут!

- Он ничего не сделал! - захлебываясь слезами, Санса повисла у него на руке. - Я... Я просто вспомнила отца, его казнь... Оставьте милорда Клигана в покое, он ни в чем не виноват!

- Вы уверены? - он подозрительно покосился на Пса, но руку с кинжала все же убрал.

- Уверена! Просто забирайте лампу и пойдемте отсюда поскорее! Я дам вам еще одного золотого дракона! Или даже два!

- Ну, раз вы в порядке, леди Санса... - парень пожал плечами, подхватил лампу, бросил еще один подозрительный взгляд на Пса и вышел в коридор.

Санса задержалась на пороге; обернулась, выдавила из себя слабую, несчастную улыбку и прошептала:

- Прощайте, Сандор. Я никогда вас не забуду. Да хранят вас Семеро.

- Прощай, моя пташка, - ответил он, с трудом протолкнув слова сквозь сжатое внезапной судорогой горло.

А потом дверь захлопнулась, оставив его наедине с мрачными мыслями.

И именно в этот момент Пес окончательно и бесповоротно убедился, что самое ужасное в жизни - вовсе не обожженное наполовину лицо, за которое надо благодарить своего собственного родного брата, не брезгливые или испуганные взгляды окружающих, не вражеский меч или арбалетный болт.

Самое страшное - это всего лишь одно коротенькое слово.

Никогда.

***

Людей для Ночного Дозора доставляли к Стене в любое время, и даже битва у Черноводной не изменила заведенного распорядка - на следующий день после сражения из Королевской гавани на север отправился небольшой обоз с будущими стражами Дозора. Среди них был тот самый Сандор Клиган, бывший телохранитель короля Джоффри. Его попутчики, два вора, трое убийц и один насильник, с опаской поглядывали на знаменитого Пса, а по вечерам шушукались, пытаясь догадаться, чем же тот умудрился провиниться насколько сильно, что заслужил изгнание в Дозор. Сопровождавшие обоз охранники очень внимательно следили за Клиганом, но он ни разу не доставил им никакого беспокойства.

Всю дорогу до Стены Пес не произнес ни единого слова. Он послушно выполнял все приказы охранников, хотя те знали его буйный нрав и поначалу постоянно ждали возникновения свары из-за любой мелочи. На вечерних привалах он молча ел скудную снедь, которой хватало ровно для того, чтобы будущие стражи Дозора не умерли по пути с голоду, и потом тихо уходил к телеге, подальше от костра, садился у колеса на сложенный в несколько раз плащ и просто сидел там до глубокой ночи, пока дрова не прогорали до самых угольков.

Ни стражники, ни преступники не подозревали, что теперь для Пса весь окружающий мир сузился до одной крохотной вещицы, которую он берег как зеницу ока - мешочка с прядью рыжих волос, перевязанных голубой шелковой ленточкой.

@темы: Ангстовый фик, ПЛиО, Игра престолов

---

Двойная жизнь

[Letti]

Название: Двойная жизнь
Фэндом: Доктор Хаус
Автор: Letti
Пейринг, персонажи: Хадди, Хаус/Кадди
Рейтинг: NC-17
Категория: гет
Статус, размер: завершен, макси
Аннотация: не желая смириться с тем, что его «поезд давно ушел», Хаус решает заманить Кадди в ловушку. Кадди догадывается об очередном хитроумном обмане и предпринимает ответные меры, которые способствуют полной победе Хауса.

Ссылка: ficbook.net/readfic/3557090

@темы: Ангстовый фик, Рейтинговый фик, Флафный фик (романс), House, M.D.

---

Холодные чувства

[Kevad]

Название: Холодные чувства
Фэндом: Ориджиналы
Автор: Kevad
Пейринг, персонажи: вампир/смертная, другие вампиры,люди и эльфы
Рейтинг: PG-13
Категория: гет
Статус, размер: в процессе, макси
Аннотация: Кризис среднего возраста заставляет изменить в жизни всё, в том числе завести новых знакомых, которые неожиданно оказываются вампирами. Что это - слепая случайность или роковой поворот судьбы? Чем жить и как действовать в этих новых обстоятельствах?
Действие происходит на отечественной почве, но в тексте присутствуют явные аллюзии на «Настоящую кровь», «Хроники Сьюки Стакхаус» и некоторые другие произведения про сверхсуществ.


Ссылка: ficbook.net/readfic/3501008

@темы: Рейтинговый фик, "Рейтинговый фик", Ориджинал, "Ориджинал"

---

Мир будущего/Tomorrowland (2015)

[Ардис Бэйли]

Название: Рухнувшая утопия
Автор: Ardis Bailey
Фандом: Tomorrowland (2015)
Дисклеймер: страна производства не моя, фильм не мой, персонажи не мои
Пейринг/Персонажи: Фрэнк Уокер/Кейси Ньютон
Рейтинг: PG
Жанр: драма, философия
Размер: драббл
Предупреждение: вариацией на тему "Что было бы, если..." (порталы открываются для всех)
Саммари: Они открыли порталы, но мир не был готов к чудесам. Он был слишком плох для этого и уже не мог исправиться


Название: Время, которое уходит
Автор: Ardis Bailey
Фандом: Tomorrowland (2015)
Дисклеймер: страна производства не моя, фильм не мой, персонажи не мои
Пейринг/Персонажи: Фрэнк Уокер/Кейси Ньютон
Рейтинг: PG
Жанр: романс, драма, психология
Размер: драббл
Предупреждение: вариацией на тему "Что было бы, если..." (порталы открываются для всех)
Саммари: Время человеческой жизни не бесконечно. Годы бесталанно потраченной затворнической жизни становятся тяжким грузом, когда миром правит юность и гений человеческой мысли

@темы: Ангстовый фик, Мир будущего/Tomorrowland (2015)

---

[ЛеНуар]

Фандом: Ориджинал
Название: Sabbatum. Инквизиция
Автор: TRISTIA
Бета (если есть): TRISTIA
Рейтинг: R
Пейринг: -
Время действия (спойлеры): Современный мир
Краткое содержание:

Это другая сторона нашего мира: с ведьмами и колдунами, между которыми идет постоянная война - борьба добра и зла.Кто удержит Химер, для которых не существует правил? Только Инквизиторы. Правда, за последнюю пару сотен лет их мир ослабел в магии, и каждая сторона хочет навести свой порядок. Но всех потрясает весть, что в стане Химер появилось свое тайное оружие, которое поставит Инквизиторов на колени и даст полноценную власть...
Это все так далеко и так близко для простой Мелани, которая очнулась в больнице после аварии.
Кто эти люди, которые хотят взять ответственность за нее на себя? Какая странная школа "Саббат"...
А главное, кто этот Рэйнольд Оденкирк?

Обложка



Ссылка ficbook.net/readfic/2051109

От автора: Трилогия.

Группа вконтакте vk.com/ffsabbatum

Фан-видео от читателей

@темы: Ангстовый фик, Фик в приключенческом жанре, Хоррор - фик, Драматическое видео (ангст), Коллаж, Ориджинал

---

Эффект крови

[VVampir]

Название: Эффект крови
Автор: Мария Устинова
Фандом: ориджинал
Рейтинг: NC-17
Жанр: фентези, городское фентези, детектив, юмор
Тема: вампиры, охотники на вампиров, противостояние, любовь
Состояние: в процессе.
Аннотация: Когда охотница на вампиров Яна вышла замуж за вампира, ее жизнь превратилась в ад. Что заставило ее решиться на этот опасный шаг? Нелюбимый муж ведет свою игру, в которой она становится пешкой, и когда он бесследно исчезает, у Яны остается два пути: найти его и отвести от себя беду, или всю жизнь прятаться от кровожадных хищников.
Что она выберет? Сумеет ли избежать смерти и разорвать брачный договор или навсегда останется связанной брачными узами?

Ссылка:samlib.ru/u/ustinowa_m/effectkrovi.shtml

@темы: Рекомендации, Ориджинал

---

Песня сирены, PG-13

[Тудун!]

Фандом: Magi: The Labyrinth of Magic
Название: Песня сирены
Автор: Тудун!
Рейтинг: PG-13
Пейринг: фем!Коуэн/Али-Баба
Краткое содержание: "В каждом сне я появляюсь, сеяла семена в твоем сердце. И вот я здесь, нагая и свободная, судьба сирены – грешить..." ("The spell" Lunatica)

Нажми меня!

Али-Баба счастливо улыбался во сне, ему снились девушки. Много, много красивых девушек, и все они были его. Утопая в расшитых подушках, он потягивал вино и благосклонно рассказывал девушкам о своих подвигах. Девушки, сидящие по обе стороны от него, томно вздыхали, восхищаясь его храбростью и отвагой.

- О, господин Али-Баба, вы такой мужественный! – воскликнула девушка, сидящая у его ног.

- Я бы не справился без своих друзей, - скромно ответил польщенный в глубине души Али-Баба.

- О, вы такой скромный! Скромность делает вас еще благороднее!

Али-Баба позволил одной из девушек поцеловать его. Остальные загомонили.

- Я тоже хочу!

- Господин Али-Баба, поцелуйте меня тоже!

- Тише, тише, мои красавицы, - рассмеялся Али-Баба, - меня на всех хватит!

- А на меня?

Этот тихий вкрадчивый голос был ледяным прикосновением в жаркий день. Неожиданно и жутко. Али-Баба резко выпрямился, прислушиваясь. Но больше он ничего не услышал. Девушки в ожидании смотрели на него.

- Что-то случилось, господин Али-Баба?

- Давайте я вас поцелую и все пройдет!

- Нет, это я должна сделать!

Слушая щебетание девушек, Али-Баба расслабился. Мало что может послышаться, наверно он просто устал. Встреча с первой принцессой Империи Коу Рен Коуэн была утомительна. А ее брат Рен Коумей оказался тем еще мерзким типом, притворялся ленивым рохлей, а на самом деле играет далеко не последнюю роль в плане своей сестры.

Рен Коуэн… В первый раз Али-Баба увидел ее, когда они сражались с Медиумом. Али-Баба привык, что женщины томно смотрят на него снизу вверх, таинственно сверкая глазами из-под ресниц, но не принцесса Коуэн. Али-Баба не ожидал увидеть высокую статную женщину. Она смотрела прямо ему в глаза, даже чуть свысока. Тогда она выглядела устрашающе, в ней чувствовалась бурлящая, переливающаяся через край сила. Она была воином, беспощадным главнокомандующим армии.

Но плевать на первую принцессу Империи Коу. Али-Баба встрепенулся. Вокруг много красивых девушек, да и вино в кубке не убывает, о чем можно раздумывать?

- Ну, красавицы, хотите услышать еще историй?

Восторженные восклицания стали ему ответом. Только открыв рот, чтобы начать рассказ, Юноша снова почувствовал ледяное прикосновение.

- Я совсем одна… Ты так нужен мне… Приди же ко мне…

Али-Баба схватился за голову. Голос, слышимый им, манил, заставлял подчиниться ему и причинял боль, когда юноша стал противиться ему. Голова раскалывалась. Али-Баба вызвал в памяти образ девушки в пестрых одеждах принцессы, он вспомнил ее смешную прическу, ее тихий смех. Но чуждый голос давил на него, он прогнал призрачный образ, оставив пустоту, которую обещал заполнить, если юноша поддастся и придет.

- Приди, приди…

Дурманящий шепот был везде, он сводил с ума. Изнуренный краткой, выматывающей борьбой с желанием, Али-Баба сломался.

Он шел на зовущий его голос, толкнув тяжелую дверь, юноша оказался в просторной спальне. Только тогда Али-Баба очнулся. Он удивленно огляделся, убранство казалось ему смутно знакомым, где-то он видел эту роспись на стенах.

На плечи юноши легли легкие руки, и кто-то, прижавшись щекой к его затылку, прошептал:

- Наконец ты здесь.

Али-Баба развернулся и увидел Рен Коуэн. Странно было видеть ее без доспехов, в тонком одеянии, почти не скрывающем фигуру. Коуэн с легкой улыбкой на губах смотрела на юношу. Она сделала шаг вперед и удивленно приподняла бровь, когда Али-Баба сделал шаг назад. Тогда она протянула руку и нежно погладила юношу по щеке, затем она обошла его, заставляя его обернуться вслед за ней. Али-Баба заворожено следил за каждым ее движением. Коуэн встала напротив кровати. Принцесса спустила с плеч одежду, оголяя белую кожу. Али-Баба сглотнул, у него появилось желание прикоснутся к ней губами, провести по ней рукой, чувствуя пульсацию. Коуэн отбросила волосы назад и провела рукой по плечу. Али-Баба сдался. Он стремительно подошел к женщине, прижал к себе и коснулся губами плеча. В глазах первой принцессы светилось торжество.


***


Утром Рен Коуэн, проснувшись, сладко потянулась. Сломать принца Салуджа было просто, особенно зная его слабости, женщина сделала это шутя. Он мало интересовал Коуэн как мужчина, но он будет превосходным орудием в создании единого мира. Женщина не сомневалась в этом.

«Кто же падет следующим?» - подумала Коуэн, хищно улыбнувшись солнцу.

@темы: Флафный фик (романс)

---

"Вся эта кровь", Penny Dreadful

[пуговица-красавица]

Название: Вся эта кровь
Фэндом: Penny Dreadful
Автор: голубая сталь
Пейринг, персонажи: Брона Крофт/Монстр Франкенштейна
Рейтинг: PG-13
Категория: гет
Статус, размер: завершен, мини
Аннотация: Одно из многих случайных знакомств Броны повторилось пять раз, прежде, чем перестало быть случайным.

~*~

Солнце выглянуло из-за туч только на закате, когда кончился дождь. Отмытый воздух легче проходил в легкие. Брона так и лежала на тротуаре, привалившись к ограде, с окровавленным платком, засунутым в рот на подобии кляпа. Какое-то время назад она сильно закашлялась и присела здесь отдохнуть на пару минут. Наверное, лишилась чувств. Через некоторое время она пришла в себя, но так не хотелось вставать на ноги, так не хотелось никуда идти – тогда она засунула в рот платок, устроилась поудобнее и, закрыв глаза, провалилась в обрывочный тяжелый сон, когда кажется, что ты бодрствуешь с закрытыми глазами и слышишь все, что происходит вокруг. Как будто прошло минут десять, а на самом деле – пара часов.

Поначалу в руках у Броны был пакет с тремя яблоками, но теперь он был пуст, потому что яблоки кто-то спер, воспользовавшись ее забытьем. Прохожие иногда спотыкались о ее ноги, но никто не останавливался и не звал констебля, потому что всем хотелось поскорее домой. Люди были промокшие и усталые. Надвигалась ночь. Ночью по городу бродят опасные твари.

Сон Броны нес ее усталый разум по волнам. Она то погружалась в пучину, и тогда ей снилось, что она рыскает по городу в компании одного из клиентов, то выныривала на поверхность, и тогда ей казалось, что ее будит Итан. Поднимает на ноги, бранит и отряхивает, говорит, мол, пора домой.

Во сне она кашляла, придерживая платок рукой, чтобы не вылетел изо рта. Когда дождь кончился, а воздух посвежел, все стало немного лучше.

Броне казалось, что прошло не более получаса с тех пор, как она присела здесь возле ограды, но за это время почти стемнело. Последний луч заходящего солнца упал на лицо. В это же время чьи-то руки больно стиснули ее плечи, рывком подняли с земли и поволокли в сторону от тротуара. Брона с трудом очнулась и попыталась высвободиться, выплюнув платок.

- Я иду домой, я не бродяга, - пробормотала она, слабо отбиваясь, уверенная, что кто-то все же вызвал по ее душу констебля.

Ей не ответили. Ограда, возле которой она валялась, отделяла от шумной улицы маленький темный сад с одним единственным фонтаном, который работал, разумеется, только летом. Всего несколько шагов до калитки – Брону затащили в сад и бросили на ближайшую скамейку. Она приземлилась на мокрые доски и отбила зад.

Теперь констебль стоял прямо перед ней. Брона с хрипом набрала в легкие побольше воздуха для дачи объяснений и осмелилась поднять глаза.

- Срань Господня!!! – завопила она, вцепившись руками в край скамьи. – Срань Господня, Господи!!!

Визг ужаса на выходе из ее легких превратился в удушливый кашель, разрывающий грудь. Броне хотелось вскочить на ноги и побежать, но об этом не могло быть и речи. Брона кашляла. Другого платка у нее не было, поэтому она прижала ко рту то, что все еще сжимала в руках – пустой бумажный пакет из-под яблок.

Чудище достало из кармана большую тряпку, похожу на мешковину, и аккуратно положило ее на скамью, стараясь встать подальше от Броны. Руки оно нарочито держало на виду и двигалось медленно, без резких движений.

- Нет причин орать, - сказало оно, отступая на шаг. – Я уже ухожу.

Брона, не раздумывая, схватила предложенную чудищем тряпку и закрыла ей половину лица. Ее стыд был велик, несмотря на испуг. А оно действительно уходило прочь, если только это не какой-то жестокий подлый трюк.

Когда Брона была маленькой, она думала, что всё – именно то, чем кажется, и пугающий урод всегда является страшным злодеем. Потом, в юности, Брона поняла, что самые страшные злодеи выглядят благопристойными, даже красивыми. Теперь Брона знала, что среди и тех, и других злодеи встречаются в равной степени, и все они одинаково страшны.

И все же, бросив взгляд на темную фигуру чудища, на мгновение застывшую возле калитки, Брона почувствовала укол совести. Урод увел ее с тротуара и дал тряпку, а она полила его дерьмом. Она, изо рта которой заразная кровь время от времени летит людям прямо в рожу. Нашлась, принцесса. Богиня любви и красоты.

Стыдно.

- Прости, мистер! – сквозь кашель, крикнула Брона ему вслед. – Спасибо тебе!

Помедлив, он обернулся к ней через левое плечо. С этого ракурса он смотрелся обычно, если не считать зловещих черных волос, уходящих за воротник пальто.

- Не за что, - ответил он. – Ступайте домой.

Брона была признательна, что он не предложил ее проводить. Ей не хотелось, чтобы он знал, где она живет.

Он понял.

~*~

Торговки частенько похожи на свой товар, но не всегда. Обычно яблоками торговала дородная розовощекая Флора, сама как спелое яблочко. А сегодня – незнакомая костлявая стерва, которая высказала Броне все, что думает о шлюхах, продавая ей три румяных фрукта взамен украденных. Деньги Броны ей все же подошли, несмотря на благочестие.

Когда пакет с яблоками оказался у Броны в руках, она облаяла торговку в ответ и быстро ушла, пропуская мимо ушей летевшие вслед проклятья.

Возле лавки с инструментами, там, где от торговой площади в разные стороны разбегаются темные извилистые переулки с затхлым воздухом, и куда лежал ее путь, Брона увидела чудище. Оно стояло там, склонившись над прилавком. Она узнала его со спины и по выражению лица лавочника.

Брона на секунду замерла, но, сделав над собой усилие, решила не сходить с намеченного курса. Она не хотела его знать, но не могла наплевать на его доброту настолько, чтобы даже не здороваться на улице.

- Доброе утро, мистер, - кивнула она чудищу, торопясь пройти мимо.

Он поднял глаза – днем, при свете солнца, они показались еще ужасней, чем в сумерках. Они что – кровавые…?

- Мы знакомы? – спросил он, выпрямляясь.

Брона на секунду задержалась, тут же пожалев об этом.

- Я визжала, как свинья, когда вас увидела, - сказала она, виновато улыбнувшись.

- Половина девушек в Лондоне могут сказать о себе то же самое.

Брона почувствовала обиду, хотя половина девушек в Лондоне заслуживали, чтобы их помнили, гораздо больше, чем она. Половина девушек в Лондоне были лучше, чем глупая невежественная шлюха с вымазанным румянами лицом. И вообще ей пора.

И все же на один роковой миг обида оказалась сильнее желания поскорее отсюда уйти.

- Я валялась на тротуаре, - раздраженно ответила она, выдав голосом свое мимолетное разочарование. – Вы помогли мне встать и…

- Я вас помню, - он примирительно поднял руку. – Просто прикидываюсь.

Брона нахмурилась, жалея, что позволила ему втянуть себя в светскую беседу.

- Зачем?

- Лишние пол минуты разговора, - ответил он. – Скажи я просто: «Доброе утро», - вы были бы уже далеко. А так вы все еще здесь, и мы разговариваем.

В задумчивости Брона пару секунд топталась на месте, беззастенчиво таращась на чудище. Уродство притягивало взор тем сильнее, что за ним угадывалось вполне обычное лицо. Оно было таким не всегда. Словно кто-то натянул рваный чулок на обычную круглую морду в возрасте от тридцати до сорока. А потом вывалял ее в муке.

Она таращилась так долго, что поняла – проваливать поздно. Брона неторопливо достала из пакета яблоко, вытерла о рукав и впилась в него зубами.

- А что вы покупаете? – спросила она с набитым ртом.

- Гвозди.

- Для гробов? – живо спросила она. - Вы гробовщик?

Это бы все объяснило. Кем, черт возьми, еще он мог быть? С другой стороны, может, и мог. Брона принялась быстро жевать, чтобы скрыть смущение от своей бестактности.

- Для ремонта декораций и подмостков, - мягко ответил он. – Я рабочий сцены в театре ужасов «Гран-Гиньоль».

Брона вскинула глаза и быстро проглотила остатки яблока.

- Я была там совсем недавно! – воскликнула она. – Это было восхитительно! И декорации, и подмостки. И кровь! Как вы делаете всю эту кровь? Сколько бы они тебе ни платили - они должны платить больше!

- Знаю, - он снова пожал плечами. – Я выгляжу, как гвоздь программы, а меня маринуют за кулисами. Жизнь несправедлива. Даже в этом.

Что верно – то верно.

Оценив шутку, Брона расхохоталась. Приличные дамы не ржут, как кони, но разве она пыталась кого-то обмануть? Отсмеявшись, она с хрустом откусила еще один кусок яблока и впервые не смутилась под его кровавым взглядом.

- Вы заберете свои гвозди или нет? – зло процедил лавочник. – Отпугиваете других покупателей.

Лик рабочего сцены театра ужасов мгновенно преобразился из обезображенного, но человеческого лица в уродливую маску смерти. Он резко повернул голову в сторону лавочника, и тот вздрогнул от омерзения и страха, как от удара хлыстом.

Все веселье Броны улетучилось в одно мгновение.

- Я, пожалуй…мне пора, - быстро сказала Брона, опустив голову, и, не дождавшись ответа, поспешила скрыться в переулке.

~*~

Улицы опустели, а работа так и не нашлась ни для нее, ни для Роуз, соседки по точке. Сегодня они вдвоем топтались на пяточке тусклого света от фонаря. Раньше это было хорошее место, но после возвращения Потрошителя люди словно стали меньше трахаться. Как будто Потрошитель знает, сколько они трахались в этом месяце, и примет это во внимание, выбирая, кому из них выпустить кишки.

На лавке часовщика неподалеку висел большой циферблат. Фонарь возле лавки не горел, и его бледный лик едва угадывался в темноте. Поглядев на него, Брона решила, что еще десять минут - и она пойдет домой. Она будет следить за стрелками, хотя, возможно, это никакие не стрелки, а только тени.

Боковым зрением Брона заметила, как Роуз сделала шаг назад, к стене, и скрылась в темноте.

- Добрый вечер.

Брона обернулась и вздрогнула, встретившись глазами с чудищем. Разве что не завопила, как в первый раз.

Роуз предпочла спрятаться, чтобы чудище не выбрало ее.

Броне следовало сделать то же самое.

- Здравствуйте, - натянуто улыбнулась Брона. Она запахнула на груди шаль и скрестила руки, чтобы скрыть сиськи от любопытного взгляда чудовища.

- Вижу, вы ко мне еще не привыкли, - произнес он. – Можно задать вам вопрос?

Брона повернула голову в ту сторону, где в темноте спряталась Роуз, но в тот же миг услышала ее тихие шаги.

Мерзавка сбежала.

У Броны не осталось другого выбора, кроме как посмотреть в его лицо. Днем она, помнится, решила, что ночью оно смотрелось еще ничего, но теперь передумала. Ночью все же хуже.

- Какой вопрос?

Чудище на мгновение задумалось.

- Какой была ваша первая мысль, когда вы увидели меня? – спросил он. – В саду, на лавке.

Брона нахмурилась. Ее взгляд скользнул по ближайшим домам – во многих окнах еще горел свет. Они стояли прямо под фонарем. Это немного успокаивало, но не слишком.

- Меня интересует честный ответ, а не вежливый, - твердо сказал он.

Брона безнадежно выдохнула и кашлянула.

- Ну…, - медленно произнесла она, стараясь на него не смотреть. – Если честный, а не вежливый…то я решила, что сдохла и уже горю в аду.

Начало фразы было вымученным, но конец вылетел стремительно, как выстрел.

- А я – Сатана? – уточнил он.

- Типа того, - Брона зябко поежилась. – Или бес какой.

Она смущенно пинала носком башмака фонарный столб, не решаясь поднять глаза на чудище, и уже жалела, что развила мысль. Надо было просто кивнуть.

- Что ж, это было честно, - сказал он по прошествии какого-то времени. – Доброй ночи.

Он сделал прочь несколько шагов, сгорбив спину. Брона прикрыла глаза и обессиленно уронила голову на грудь.

Господи, на кой черт ты дал шлюхе сердце мягкое, как перезрелая хурма…?

- Эй, мистер, постой, не обижайся, – жалобно сказала она ему вслед. – Если бы ты сказал мне, что за херня с тобой произошла, это бы облегчило дело.

Мимо прошел какой-то человек. Он скользнул по ней равнодушным взглядом, и Брона прижалась к фонарному столбу. Почему-то она подумала: если ей суждено стать жертвой Потрошителя, или ее новый приятель Чудище ее сожрет – этот человек, может быть, вспомнит, что в это время она все еще стояла здесь, и это поможет в расследовании.

Чудище тем временем охотно вернулось и вновь шагнуло в круг света, спрятав руки в карманы.

- Производственная травма на промышленном предприятии, - сказал он. – Эти новые машины.

- Какие машины?

Чудище задумчиво посмотрело вслед прохожему.

- Я не помню, - ответил он. – Это фельдшер так сказал, когда я очнулся с вот такой рожей. «Эти новые машины». А потом выставил меня на улицу.

Брона опустила руки.

- Как это не помнишь?

- Я родился два года назад, - сказал он. – Взрослым. Вот таким, как сейчас. Даже хуже.

Брона смотрела на него, не говоря ни слова.

- Ну как, это облегчило дело? – он склонил голову на бок, испытующе глядя ей в глаза. Было непонятно, злится ли он, искренен или нет его вопрос.

- Я…я не знаю, - отрезала Брона, крепче кутаясь в дырявую тонкую шаль.

- Что ж, поглядим, - он криво усмехнулся, впрочем, может быть это была попытка улыбнуться. – Вам пора, уже поздно.

Он вышел из круга и скрылся во тьме.

- По ночам здесь бродят ужасные твари, - раздался из темноты его голос.

- Вы их боитесь? – произнесла Брона в темноту.

- Нет, - ответила темнота. – Я боюсь тех, что бродят тут днем.

~*~

- Давай, расскажи мне. Как вы делаете всю эту кровь?

Следующая случайная встреча закончилась тем, что они присели на ту самую лавку, на которой встретились впервые. Он сам предложил это место, и Брона была благодарна. Осенью дорожки размокли, и в сад никто не приходил, поэтому, с одной стороны, они были скрыты от полных отвращения глаз прохожих с их скорым судом. С другой стороны, калитка, отделявшая сад от шумной улицы, была всего в двух шагах. Брона чувствовала себя спокойнее, встречаясь с ним вблизи людской толпы, и он знал.

- Никак. Кровь настоящая.

Он сидел, упершись локтями в колени, и смотрел большей частью на свои руки – большие и на удивление целые.

Брона усмехнулась.

- Не болтай ерунду, - сказала она. – Я не верю.

- В этом весь смысл, - совершенно серьезно ответил он. – Ты должна верить.

- Это же театр.

- Я и говорю: в этом весь смысл.

Со своего места Брона видела его бледный обезображенный профиль.

- Допустим, я верю, хотя я не верю. Как полиция допускает такое зверство?

- Какое им дело? Ведь никто не умер.

- Ты сам только что сказал.

- Я сказал, что кровь настоящая, а не то, что кто-то умер.

Брона фыркнула.

Он разогнул спину и откинулся назад, по-прежнему глядя перед собой.

- Во время спектакля рана актрисе наносится специальным образом, - пояснил он. – Моя задача – опустить занавес, пока она не истекла кровью до смерти, присыпать рану порохом и поджечь, чтобы остановить кровотечение. Актриса выживает. Конечно, ей нужно подлечиться. Но у нас много актрис.

Он был непроницаемо серьезен.

- Нет.

Брона уже не чувствовала былой уверенности.

- Я не верю.

- Ты должна. Это театр ужасов.

Сказав так, он повернулся к ней, словно безобразные шрамы на другой стороне его лица служили доказательством ужасов, творившихся в театре на самом деле.

Брона выдержала его взгляд, а потом уставилась прямо перед собой.

- Кто…, - выдохнула она. – Кто добровольно согласится на такое…?

- Актеры, - просто ответил он. – Они сочли бы за честь умереть на сцене во имя искусства. Но моя задача - не дать им это сделать.

Брона нервно поерзала на скамейке и обхватила себя за локти. Пальцы одеревенели, хотя погода стояла довольно теплая.

- Вот дерьмо…, - сокрушенно выдохнула Брона, и ее голос дрогнул.

Ее накрыла острая жалость к молоденькой актрисе из пьесы про оборотня, которая истекала на сцене кровью, пока она, Брона, радостно визжала и хлопала в ладоши в зрительном зале. Знает ли кто-нибудь, сколько боли и страданий выносят актеры во имя искусства? А она еще думала когда-то стать актеркой. Она думала, актерке только и надо, что сверкать из-под юбки панталонами со сцены. Она бы так не смогла. Она бы не дала себя зарезать ради хорошего спектакля, пусть даже не навсегда.

Увлеченная своими невеселыми мыслями, она не заметила, как прослезилась.

- Я пошутил, - смущенно проговорил он. – Прости меня. Я больше никогда не буду шутить.

Брона закрыла лицо рукой.

Они довольно долго сидели рядом молча, потом, не отнимая руку от лица, она рассмеялась.

- Да нет, на самом деле, смешно, - искренне сказала она и вытерла непрошеную слезу кулаком.

~*~

Пятая случайная встреча произошла в сумерках на набережной в сухую, но пасмурную осеннюю погоду.

- Мы много говорили о моем уродстве, - сказал он. – Позволь и мне один неудобный вопрос.

- Валяй, - Брона с наслаждением вдыхала затхлую вонь реки, которую называла про себя свежим морским воздухом.

- Когда ты умрешь, ты хотела бы вернуться?

Брона слегка нахмурилась, потому что в этот самый момент не думала о том, что умрет. Впрочем, эту мысль трудно не думать.

- Как это «вернуться»?

- Если можно было бы умереть, а потом воскреснуть, - сказал он. – Снова ходить, говорить, есть, пить.

Брона задумалась. Затем ее губы расплылись в отработанной годами завлекающей улыбке, липкой, как леденец.

- И «это»…?

- Что «это»?

- Ну «это».

- А, - он понимающе кивнул, опираясь на позеленевшую медную ограду. – Да, не сомневайся.

Ее улыбка осталась без ответа и быстро скисла.

- А как же моя душа? – спросила она. – Когда я умру, она сразу провалится в ад. Никому не под силу вернуть ее обратно в тело.

Он надолго замолчал.

- А зачем тебе душа? – спросил он. – Что она делает, по-твоему?

- Ну, она…страдает, - неуверенно ответила Брона. – И радуется. И ищет другие души, похожие на нее.

Брона глядела в мутный поток и чувствовала страх. Она была уверена, что души падших женщин улетают из их нечестивых тел прямо в ад, на вечные муки. Но Брона не знала, за что.

- Как твое имя? – спросил он.

- Брона Крофт.

- Давай договоримся, Брона Крофт, - произнес он. – Если как-нибудь ты сама придешь в театр навестить меня - я расскажу тебе, как мы делаем всю эту кровь на самом деле.

Уходя, он опустил тяжелую руку на ее плечо, и она не вздрогнула, словно он делал так всегда. Погруженная в мысли о смерти, она забыла спросить его имя.

~*~

@темы: Флафный фик (романс), Penny Dreadful

---

Город грехов. G

[LaudBell]

Фэндом: Ориджиналы
Название: Город грехов.
Автор: LaudBell
Пейринг: Викель/Эсми
Рейтинг: G
Жанры: Гет, Фэнтези, Songfic, ER (Established Relationship)
Размер: мини
Краткое содержание: Маленькая история о запретной любви.
От автора: В тексте используются слова группы КОRSИКА – Город грехов

Солнце неумолимо приближалось к закату, напоследок окрашивая небо в феерическое буйство красного, желтого, оранжевого, фиолетового и перламутрового. Закат во всей красе представал перед невольными зрителями.
Две фигуры, чуть поодаль друг от друга, стояли у самого края небоскреба. Женский силуэт казался хрупким и неуловимо призрачным на фоне заходящих лучей. Мужской же был пропитан силой и таинственностью.

- Эсми, ты решилась? – у мужчины был приятный голос, слегка прокуренный, но притягательный и манящий, он словно змей искуситель проникал в самое сердце.

Девушка молча прошла по самому краю, задев ногой пару листочков, каким-то чудом залетевших на такую высоту. Листья, подхваченные ветром, закружились в танце, медленно увлекаемые вперед. Эсми прикоснулась рукой к небритой щеке спутника, и грустно улыбнувшись, сжала другой рукой ладонь мужчины.

- Я не уверена, Вик. Я боюсь становиться падшей.

- Поздно. Ты начала становится ей, как только ступила в этот город в первый раз. Людские города это рассадники греха. Посмотри вокруг, что ты видишь? Алчность, чревоугодие, зависть, гнев, лень, уныние, гордыня и похоть. На каждом шагу. Оглянись же!

Внизу по улице люди спешили по своим делам, каждый торопился быстрее добраться до заветного места. Вот из супермаркета выходит полная женщина, в ее руках тяжелые сумки, забитые продуктами. Ей тяжело нести их, лишний вес дает о себе знать, поэтому женщина периодически останавливается, тяжело дыша, вытирает пот со лба, и вновь движется к автобусной остановке. А вот, на другом конце улицы, парень разбивает сердце своей очередной игрушке. Крупные слезы скатываются по щекам девушки, но молодой человек не преклонен. Он вновь растаптывает чувства жертве, удовлетворяя свою гордость очередной легкой победой.
Визг тормозов, две машины не успевают увернуться, и происходит авария. Водитель ярко алого Феррари вылетает из своей машины. Глаза горят праведным гневом. Он громко кричит на второго участника аварии, который, словно бездомный котенок, прижимается к двери своего старенького жигуленка.
Молодая пара подходит к входу в большой торговый центр. Яркая вывеска привлекает внимание, маня и уговаривая посетить. К дверям ведут лестница и эскалатор. И хотя ступеней не больше двадцати, люди уверено движутся к механизму, становятся на услужливую ступеньку и преодолевают это крохотное пространство. Они исчезают за стеклянными дверьми.
Невдалеке к ресторану подъезжает такси, из него выходит мужчина в возрасте, волосы уже сильно тронуты сединой, хитрые морщинки испещрили некогда приятное лицо. Вместе с ним под руку к ресторану направляется шикарная блондинка, у нее капризно надуты губки. Каждый из них видит свою выгоду в этом ужине. Кого-то привлекает туго набитый кошелек спутника, а кого-то аппетитные формы и перспектива развлечься ночью.
А на соседней крыше сидит девчонка, еще совсем подросток. Ее волосы выкрашены в черный цвет с ярко розовыми прядями, сильный макияж придает болезненную бледность. Она с удовольствием плачет навзрыд, проклиная все на свете, завидуя более удачливым друзьям.

- Видишь? Но, не смотря на все их пороки, на все недостатки, они счастливы. Их сердца бьются. А мы? – Викель закуривает сигарету, выпуская сизый дым, который растворяется в сумерках. – Я не могу даже прижать к себе любимую женщину.

- Вик… - Эсми не успевает договорить, ее нагло прерывают.

Вверх - сто этажей из туч и стекла,
Два ангела «экс» - на крыше сидят,
Жгут в небе луну
И спорят за жизнь…

Я нас узнаю в той паре теней
На самом краю высотных огней,
Среди облаков
Сыгравших в любовь…

Сильный, уверенный голос разносится над крышами домов, увлекая за собой вдаль. Викель в приглашающем жесте протягивает руку Эсми. За его спиной распахиваются два угольно черных крыла.

Внизу - эта грязь, внизу - целый свет,
И строгий запрет, и сладкое «нет»,
Там ночь - напролет,
История врёт…

Там дышит земля, там бьются сердца,
Дороги все там ведут до конца…
Луна догорит,
И город нас ждет…

Девушка неуверенно берет за руку, чувствуя обжигающее тепло его кожи. Затем несмелый шаг вперёд, и вот, за ней уже видно два прекрасный белых крыла.

Да! Это город грехов!
Добро пожаловать…
Да! Это - город грехов…
Да! Спускайся, если готов…
You always welcome to…
Да! Это – город грехов!

Два силуэта устремляются ввысь. Кружа, они словно танцуют в небе. Миллионы неоновых огней бликами отражаются в греческом одеянии девушки, придавая ей большего очарования и загадочности. Ветер, с силой расправляет их крылья, с удовольствием делясь потоками воздуха, помогая и поддерживая в небе.

Развязки дорог и связки сердец,
Отсюда весь мир - созвездие «Экс»,
Под тучи его
Мы выйдем вдвоем…

Дым двух сигарет и ветер с реки,
Пылающий мост и руки твои…
Два ангела с крыш
Спускаются вниз…

Крылатые создания проносятся над городом. На пару мгновений замирают над озером, слегка касаясь водной глади, они кружатся в вальсе. Но потом, вновь в сумасшедшей гонке начинают кружиться между высоток.

Да! Это город грехов!
Добро пожаловать…
Да! Это - город грехов…
Да! Спускайся, если готов…
You always welcome to…
Да! Это – город грехов!

Они замирают в центре проспекта, днем по нему мчатся потоки железных монстров, но вот ночью… Огни фонарей, вывесок и редко проезжающих машин придают ему большее очарование.
Мужчина улыбается хищно, но вместе с тем невероятно нежно. Его руки прижимают к себе, словно фарфоровую, девушку.

- Это город грехов… – слова, мотыльками срываются с губ Викеля.

- Добро пожаловать… - Эсми с животной силой впивается в губы спутника.

Два прекрасных создания, будто бы хотят слиться в единое целое, продолжают стоять посередине дороги до самого рассвета. Восходящие лучи, искрами отражаются в глазах падших, робко пробегают по шелковистым волосам. В нежном свете заметно, как белоснежные крылья девушки наливаются чернильной пустотой…

@темы: Ориджинал

---

Фанфик: "Herr Mannelig" (PG-13)

[Старый профиль]

Фандом: Скандинавские предания
Название: Herr Mannelig
Автор: The Lady of Shalott
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Ангст, Драма, Songfic
Размер: мини
Пейринг: женщина-тролль/смертный рыцарь (односторонний)
Краткое содержание: Прекрасная троллиха, влюбленная в благородного смертного рыцаря, приходит к нему и умоляет взять ее в жены, соблазняя богатыми подарками.
От автора: Навеяно одноименной песней группы "Garmarna"
Отказ от прав: Песня принадлежит группе "Garmarna", сюжет — народу, мой только сам текст

Это произошло много столетий назад, когда в Скандинавии еще живы были осколки древних легенд, но новая религия все решительнее вытесняла их, заявляя свои права на царствование в суровых и прекрасных землях Швеции.
Одним холодным утром в серый предрассветный «час самоубийц», когда ночь начала потихоньку отступать в леса и темные горные расщелины, но солнце еще не позолотило вершины гор ласковыми лучами и птицы не начали петь свои нежные песни, в час, когда граница между сном и явью, между миром живых и миром мертвых становится наиболее тонкой и зыбкой, на дороге в Терно появилась женщина. Была она высокой, могучей и темноволосой, с тонким станом, сильными руками и крепкими ногами. Ее лицо с удивительно тонкими, выразительными и красивыми чертами было холодным и белым, словно снег на горных вершинах. В загадочной глубине темно-зеленых глаз женщины полыхало мрачное неугасимое пламя. Она была одета в расшитое похожей на инеистые узоры серебряной вышивкой богатое платье цвета хвои неохватных древних елей, что растут лишь глубоко в горах.
Это была могущественная ведьма из рода горных троллей. Она знала, какими рунами надо украсить рукоять меча, чтобы он принес удачу в бою, и как защититься от вражеских козней. Она могла исцелить смертельную рану и соткать прекрасную ткань, которая будет тоньше паутины и прочнее кольчуги. По ночам она садилась на спину свирепого серого волка и носилась по заснеженным просторам на крыльях своей любимой сестры-метели, хохоча и завывая не хуже нее. Если путь ее лежал мимо человеческого жилья, при звуках ее воплей мужчины замолкали, женщины хватались за разом леденеющее сердце, а дети начинали плакать.
Но в этот раз колдовское искусство троллихи было бессильно. Она, никогда не переступавшая порог человеческого дома, теперь по доброй воле спешила к жилью смертных. Там жил благочестивый и отважный юный рыцарь, огненноволосый герр Маннелиг… Ее проклятие и благословение, самый любимый и ненавистный на свете. Горький, желанный, манящий, чуждый… Ей самой порой становилось смешно при мысли о том, насколько она зависит от этого сопляка в десяток раз ее моложе. Ее рок, вся ее жизнь и смерть — все это заключалось в нем, рыжем мальчишке, да лопнут его глаза, да треснут его ребра!..
Их встреча произошла за несколько месяцев до того. В тот день он возвращался домой из каких-то отдаленных мест и остановился на ночлег в лесу на склоне горы, которую троллиха выбрала своим жилищем. Она совершенно случайно наткнулась на него, когда в облике белой совы обозревала свои владения. Высокий стройный юноша, беззаботно болтающий со своим оруженосцем и помогающий ему разводить костер — таким впервые предстал перед ней отважный и свирепый в бою герр Маннелиг. «Редко встретишь такого красивого смертного…» — думала троллиха, отмечая легкость движений юного рыцаря, его широкие плечи, прямой стан, волнистые рыжие волосы и благородный профиль с легкой горбинкой. Вот юноша случайно обернулся в сторону троллихи… И все еще находящаяся в облике совы женщина впервые увидела его спокойные влажные темно-синие глаза. Взгляд мужчины, показавшийся ей таким же огненным, как его волосы, ударил ее прямо в черствое ледяное сердце… «Что со мной? Это же всего лишь смертный!» — с изумлением и злостью подумала троллиха, чувствуя в груди внезапную острую боль, как от укола иглы или от случайной искры.
Что этот мальчишка сделал с ней? Как он посмел? Она отомстит ему! Больше всего на свете ей захотелось увидеть гордого рыцаря сломленным, коленопреклоненным, глядящим на нее с ужасом… и обожанием? В тот же миг троллиха пообещала себе, что этот юноша достанется ей… или же никому.
С тех пор она забыла, что такое покой. Раз за разом она пыталась завладеть сердцем герра Маннелига с помощью колдовства, но ни могущественные заклинания, ни древние руны не действовали на рыцаря. Как бы ни злилась троллиха, как бы ни скрежетала зубами, как бы ни плевалась бессильными проклятиями, рыцарь оставался таким же далеким и неприступным. В то же время женщина с каждым днем все сильнее погружалась в пучину своей страсти, не зная, куда деваться от бесплодных мечтаний о сильных мужских руках, тонких нежных губах, жарком шепоте, горячем тренированном теле… Смотреть на него издалека стало для нее насущной необходимостью. Каждый день она, укрывшись надежными чарами, завороженно наблюдала, как он смеется, как ест, как тренируется с мечом, как перебрасывается шутками с друзьями и родными, как хмурится, как похлопывает по шее любимого скакуна… Герр Маннелиг был добрым, честным и веселым человеком, красивым мужчиной, прославленным воином и наследником довольно богатого родственника, поэтому все девушки в округе мечтали выйти за него замуж, но он не выказывал особого расположения ни к одной из них. Однако каждый раз, когда троллиха замечала, как он вежливо улыбается очередной увивающейся за ним красотке, ревность кипятком обжигала внутренности женщины, и она готова была разорвать несчастную девицу, а юношу заманить в глубины гор и превратить его сердце в неподвижный кусок льда, чтобы этот проклятый мальчишка целиком принадлежал ей. Но ей был нужен не безмолвный камень, а он, живой, горячий, гордый… и прекрасный, как безжалостное солнце, которое троллиха привыкла считать своим врагом.
«Он — приверженец новой религии! Колдовство на него не подействует!» — наконец признала очевидное женщина. И в тот же миг ее злоба и ненависть сменились всепоглощающим бессилием. Она не могла тягаться силами с новым богом, бережно хранящим своего верного последователя от тролльих козней, но осознавала, что эта глупая страсть уничтожит ее, если не утолить ее как можно скорее. Женщина поняла, что лучше усмирить свою гордость, попросив помощи у того, кто был причиной ее недуга и единственным лекарством от него. Троллиха решила предложить герру Маннелигу взять ее в жены, хотя знала, что станет простой смертной, если обычный человек по собственной воле, а не под воздействием чар, назовет ее возлюбленной и приведет в свой дом как супругу.
«Зачем мне мое колдовство, моя сила, мои знания, если бессильны они унять пожирающее меня изнутри пламя? — с горечью думала она, обреченно бредя по дороге в Терно в тот хрупкий серый час на границе дня и ночи. — Их я с радостью принесу в жертву ради одного ласкового слова этого смертного! Зачем мне бессмертие, если не жить мне, коли он не подарит мне свое сердце взамен моего, которое я давно отдала ему?» Мудра была троллиха, прожившая несколько столетий, и понимала, что в этой битве она не сильнее и не слабее обычной смертной женщины. Потому она решила бросить оказавшееся бесполезным оружие, отказавшись от колдовства. Но пусть послужат ей чары в последний раз! С помощью них она подарит своему жениху богатое приданое!
Вот она уже стоит на пороге его дома, одолеваемая неясной, неведомой никогда прежде робостью. «Да что со мной такое?» — с раздражением подумала она, нахмурила широкие черные брови, гордо встряхнула гривой волос и решительно постучала кулаком в дверь. Как только ее впустили, троллиха сказала открывшим двери слугам, что хочет поговорить с хозяином дома, и те безропотно отвели ее к нему, обратив внимание на богатство одежд женщины и решив, что перед ними знатная дама.
Герр Маннелиг сидел за длинным столом в главном помещении. Он всегда вставал очень рано, ибо не пристало рыцарю нежиться допоздна в постели. Вот юноша удивленно поднял темно-синие глаза на незваную гостью… и женщина вновь почувствовала, как в ее ледяное сердце впился горящий уголек. Это был первый раз, когда мужчина смотрел прямо на нее, не скрытую никакими заклинаниями.
«Сегодня все решится» — подумала троллиха и, отвесив рыцарю изящный церемонный поклон, нежным певучим голосом завела коварные речи:
— Привет тебе, отважный герр Маннелиг! Я — Биргитта, дочь богатого ярла. Слава о твоей красоте, силе и благочестии донеслась даже до самых отдаленных уголков Швеции, и я решила, что ты будешь для меня хорошим мужем. Потому я, в одиночестве, как предписывают обычаи моих земель, пришла издалека, чтобы спросить тебя: герр Маннелиг, не хочешь ли ты жениться на мне? Ты должен лишь ответить «да» или «нет», но, молю, сперва выслушай меня.
Если ты возьмешь меня в законные жены, я щедро одарю тебя богатым приданым. Во-первых, я дам тебе двенадцать резвых скакунов, что нетерпеливо ржут в ближайшей роще. Нет равных им по красоте и стати, но никто еще не оседлал их, а уста их не знали уздечки.
Герр Маннелиг молчал, и ничего нельзя было прочитать ни по его мужественному лицу с трогательной россыпью мелких веснушек, ни по взгляду глубоких проницательных глаз. Женщина сглотнула вставший в горле комок и продолжила:
— Во-вторых, я подарю тебе двенадцать мельниц, что стоят между Тилло и Терно. Жернова их сделаны из красного золота, а крылья отделаны серебром.
В-третьих, я дам тебе великолепный позолоченный меч, украшенный пятнадцатью звенящими золотыми кольцами. В какой бы яростной битве тебе ни довелось участвовать, этот меч всегда принесет тебе победу, и твоим боевым трофеям не будет числа.
В-четвертых, я подарю тебе добротную рубашку с богатой вышивкой, прочную и удобную. Не иглами она сшита, а связана из тончайшего белоснежного шелка.
Все это я с радостью дам тебе, мой прекрасный герр Маннелиг, вместе со своей жизнью, если ты согласишься взять меня в законные супруги! Прошу, ответь лишь «да» или «нет»!
— Действительно щедры твои дары, — медленно заговорил герр Маннелиг, и Биргитта с надеждой вскинула голову, — и с радостью бы я принял их, если бы дарительница была честной христианской девой…
Сердце Биргитты замерло...
— Но я доподлинно знаю, что ты — злой дух! — внезапно вскричал рыцарь, вскочив и с яростью ударив кулаком по столу. Глаза юноши гневно сверкали. — Ты — отвратительный горный тролль, дьявольское семя! Господь открыл мне это! Немедленно убирайся в свою нору, пока я не позвал священника, и больше никогда не смей показываться мне на глаза!
Биргитта с отчаяньем взглянула в такое любимое и такое ненавистное лицо глупого смертного мальчишки, ради которого она всерьез готова была отказаться от своего могущества, бессмертия и даже гордости. Ч то для него ее жизнь и смерть, ее гордость и унижение? Она бросила к его ногам несметные богатства и вручила свою судьбу его воле, а он отвернулся с презрением. Ради избавления от ненасытного пламени, пожирающего ее сердце, она готова была вырвать себе глаза, лишь бы добиться взаимности, лишь бы проклятый мальчишка так же бредил ей, как и она им… Но ему не нужно было никаких жертв. Не нужна была ему ее красота, многовековая мудрость, ее любовь и преданность, обещанные богатства, сама ее жизнь… просто потому, что она — это она. «Как все просто и глупо!» — отстраненно подумала женщина, понимая, что не добиться ей от него не только взаимности, но и обычной доброй улыбки. В принципе не добиться, никогда. И ее сердце наполнила разрывающая пустота.
— Будь ты трижды проклят! — в ярости выкрикнула троллиха и опрометью выбежала за дверь. Отважный герр Маннелиг, переживший за время беседы с незваной гостьей дикий страх, который никогда не испытывал прежде и не испытает больше до самой смерти, с облегчением вздохнул и без сил упал на жесткую дубовую скамью.
Выбежав во двор, Биргитта рухнула на колени и издала такой громкий и душераздирающий крик, что даже матерые седые волки в горных еловых лесах услышали его и почувствовали, как заледенели от горя и ужаса их жестокие звериные сердца.
— Воистину, нет избавления от моих мучений! — дрожа, как от лихорадки, воскликнула троллиха. — Единственный, кто может освободить меня от них — этот прекрасный юный рыцарь, а его расположения мне не получить никогда

@темы: Ангстовый фик, сонгфик

---

Коллаж: Night is tender. Night is dark.

[Queen Rippey]

Фандом: ориджинал
Название: Night is tender. Night is dark.
Автор: Queen Rippey
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Рыжий/Рыжая
От автора: Все те же ориджналы, что были в рассказе "Я тебя люблю".
Слова, использованные в коллаже, - тест песни "Martyr" группы Black Rebel Motorcycle Club.

@темы: Коллаж, Ориджинал

---

Ориджинал: Я тебя люблю (PG-13)

[Queen Rippey]

Фандом: ориджинал
Название: Я тебя люблю
Автор: Queen Rippey
Бета: нет
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Дэвид/Адель
Краткое содержание: Небольшая зарисовка о сиюминутности чувств, любви и откуда она берется.
От автора: Когда-то давно это был самый первый рассказ про новых ориджиналов, к которым в итоге я сильно прикипела.
Отказ от прав: Не отказываюсь. Все совпадения случайны.

- Я тебя люблю.
Дэвид резко открыл глаза и недоумевающее посмотрел на Адель. На алых губах девушки сияла нежная улыбка, и неожиданно для себя самого мужчина улыбнулся в ответ.
Они опять попали в неприятности, ввязались в драку, но вынуждены были отступить. Сил не хватило перебить всех врагов разом и теперь ничего не оставалось, как только прятаться и отдыхать перед новым боем. Они скрылись в каком-то заброшенном здании, в разрушенной комнате с некогда белыми кафельными стенами. Нервно мигали редкие неоновые лампы; плитка во многих местах давно обвалилась; в неровностях на полу собралась вода. Что здесь было раньше, они не знали и не знать не хотели. Пускай не самое уютное место, зато укромное. А в их ситуации последнее качество было главным.
Адель сидел на полу, поджав ноги. Дэвид и вовсе лег, не обращая внимания на лужи, и устроил голову у ведьмы на коленях. Она не возражала и неторопливо перебирала его огненно-рыжие волосы. Некоторые пряди слиплись из-за засохшей крови и грязи, и девушка аккуратно разделяла побуревшие волоски. Ее пальцы двигались так плавно и легко, что Дэвид сам не заметил, как, расслабившись, задремал. Давно ему не было так спокойно и хорошо. Сладостная нега захватила уставший разум, и мир сузился до простейших ощущений близости Адель. Ее бедра были упругими и мягкими, рыжие спутанные волосы приятно щекотали лицо. И хотя ее одежда была пропитана кровью, он чувствовал только ее пряный запах – необычная смесь корицы и молока. Странно, но раньше он никогда не замечал, что от нее так приятно пахнет молоком и особенно сильно от груди. Или же просто никогда не обращал внимания.
- Я люблю тебя, - тихо шепнула Адель и скользнув пальцами по резким скулам мужчины. Расслабленными и медленными движениями Дэвид поймал бледную женскую ладонь и прижал к губам. Чувствовать ее тепло, ее запах, слышать ее нежные слова… Казалось бы, вот оно, счастье! Да только холодный разум не желал сдаваться и кричал о том, что…
Адель никого не любит и любить не может. Исключение – ее сестра и только. Адель не любит даже себя, хотя с первого взгляда трудно в это поверить, еще сложнее понять. К себе она относится с холодной расчетливостью, так как прекрасно знает, что кроме себя самой ближе у нее никого нет. А значит, себе надо доверять, оберегать, холить, лелеять и иногда баловать. Но любит она только сестру. Настолько сильно, что жизнь для Адель без близняшки теряет всякий смысл. И если, когда-нибудь Аэлла исчезнет из мира живых, рыжая ведьма, не задумываясь, последует за ней следом.
И, конечно же, совершенно точно Адель не могла любить Дэвида. Люди для нее – средство и игрушки. Пища и забава для рыжей лисы, которая предпочитает гулять сама по себе. И Дэвид не исключение. Тем более он колдун, а для ведьм нет хуже неприятелей, чем такие же как он. Он знал ее слабости и некоторые тайны, что только подливало масло в огонь. Как говорится, врагов держи ближе…
Но сейчас она его любила. Ее чувства невозможно было объяснить, в них не было никакой логики или рационального звена. Она просто любила Дэвида и никого больше. Он, в свою очередь, ей не верил. Он просто знал, что она говорит правду и сейчас для нее нет никого дороже него. Знание было простым, ясным и не нуждающимся в доказательствах. Сейчас ее сердце билось только для него и целиком и полностью принадлежало ему одному. Без остатка.
И так страстно захотелось прижать рыжую взбалмошную ведьму к себе и сказать в ответ заветные слова. Но разум упорствовал, потому что…
Дэвид ее любить не может и никогда не полюбит. Он знал, что такое любовь не понаслышке и относился к ней с исключительным цинизмом. Для него любовь была лишь смесью страсти и дружбы, скрепленная привычкой. Никаких иллюзий, минимум романтики, чтобы побаловать раз-другой очерствевшее сердце. И, конечно же, ни о каких теплых чувствах не могло быть и речи без доверия. Именно поэтому полюбить Адель было бы фатальной ошибкой. Довериться ей, значит подписать себе смертный приговор. Ее нельзя уличить в предательстве, хотя бы, потому что она никогда и никому не обещает честность и верность. Она любит играть, и игры ее всегда жестоки. Если Дэвид ей доверится, то она будет рядом с ним, пока не наскучит. А потом сожжет душу дотла и уйдет беззаботной походкой. Разве только голову прихватит в качестве трофея, да и то вряд ли…
Он поднялся с пола и сел на колени рядом с Адель. Аккуратно запустил пальцы ее волнистые непослушные волосы и притянул к себе. Она покорилась, подавалась вперед, беззаботно прикрыв глаза.
Ее губы были невероятно мягкими и чуть сладковатыми на вкус. Ее дыхание приятно щекотало кожу. Ее пальцы с острыми тонкими ноготками крепко вцепились в его плечи, будто в самое ценное сокровище в мире.
Они отстранились друг от друга через целую вечность и не сразу смогли отдышаться. Они не открывали глаз. Им хватало просто слышать друг друга, чувствовать прикосновения и тепло. И только спустя долгие минуты Дэвид взглянул на Адель. Она улыбалась, прижимаясь щекой к его плечу. Взбалмошная ведьма в окровавленных одеждах, дорогая фарфоровая кукла в заброшенном здании, рыжий встрепанный лисенок в его руках… Он любил ее в этот момент. Любил совершенно искренне, и не было у него никого дороже нее. Ради нее он готов был на любые безумства: нашел бы ее сестру, даже если бы та оказалась в ином измерении, повернул бы время вспять, перевернул пространство с ног на голову. И, не задумываясь, продал весь мир ради нее одной.
В тишине заброшенной дыры, пропахшей кровью, грязью и сырой водой, Дэвид бережно убрал длинные волнистые пряди за женское ушко и тихо прошептал:
- Я тебя люблю.

@темы: Ориджинал

---

Ориджинал: Маленькая библиотека Софи (R)

[wanderer-bird]

Фандом: ориджинал
Название: Маленькая библиотека Софи
Автор:  wanderer-bird
Бета: Tippi_co
Рейтинг: R
Пейринг: Даниэль/Софи
Краткое содержание: Даниэля бросила девушка. Под предлогом учебы она уехала в другую страну. Представляете? И учеба становиться для героя на первом месте, пока однажды он не заглядывает в частную библиотеку...
Отказ от прав: не отказываюсь. Все совпадения абсолютно случайны или надуманы читателем

Глава первая. Понедельник

Это был самый обычный понедельник. Такие бывают в любом маленьком провинциальном городке, какие можно увидеть на туристических открытках. А Реймс можно увидеть на туристических открытках.
Город спал после нашествия туристов в уикенд. Редкий пешеход гулял по его улицам и, тем более, набережным. На вечер синоптики вынесли не самый хороший прогноз: ветер, дождь и гроза. Не удивительно, что жители предпочли побыстрее вернуться с работы и с удобством отсидеться дома.
Но живущий по адресу 51, Тиллуа молодой ученый, видимо, не разделял мнение остального города. В этот день его голова была занята исследовательской работой на тему русской литературы серебряного века. Наверное, он и сам не мог объяснить, почему выбрал именно эту тему. Хотя его лучшим друзьям это было известно. А что еще ожидать от человека, чья девушка эмигрировала в Россию учиться знаменитому Имперскому балету? Эти же друзья считали, что девушка правильно сделала. А он? А он найдет другую. Вот только юноша этого мнения не разделял. И страдал.
Пока за окном на небе собирались серые тучи, как воины на поле брани, он пытался найти идеальный литературный пример для свой мысли. А заключалась эта мысль в том, что литература серебряного века отражала кризис времени, раскол общества и переосмысление ценностей, поиск новых направлений в искусстве. Нужной ему книги дома не было. Зажиточная хозяйка снятой им квартиры отключила сеть интернета - не смотря на наличие бесперебойника и громоотвода, она боялась за технику во время грозы. Наш герой (а стоит, наверное, называть его по имени – Даниэль) прекрасно знал о грозе, но зуд ученого не унять. Поэтому, вопреки хмурому настроению погоды, он накинул куртку и отправился в маленькую библиотеку неподалеку.
Эту библиотеку содержал старенький антиквар. Его книжному собранию позавидовали бы любые музеи. Старый Гаррель работал в библиотеке сам: общаться с клиентами было его любимым занятием. Даниэль предпочитал ходить за книгами именно к нему, хотя хозяин библиотеки не разрешал забирать книги на дом. Ни одно издание не покидало стен его дома: для желающих прочитать ту или иную книгу стояли антикварные стулья и столы, на которых блестели классические лампы с зелеными абажурами.
Даниель потянул ручку двери библиотеки, готовясь попросить мсье Гарреля ему помочь, как случилось то, чего юноша не ожидал. Вместо старого сухонького старичка он увидел симпатичную особу лет семнадцати. Недлинные светло-русые волосы, миловидное лицо и серые глаза, которые девушка подняла на посетителя.
- Вам помочь?
Даниэль замешкался. Он считал, что такая молодая особа не сможет ему ничем помочь. Опыта нет.
- Пожалуй, нет. А где мсье Гаррель?
- Он приболел. Прострел, знаете ли, в его возрасте - болезненное явление.
Даниель не знал, но на всякий случай кивнул. Прошел вдоль книжных шкафов. И понял свою ошибку. Дело в том, что до этого дня он приходил только за французской литературой, поэтому он не то что не знал, где искать русских писателей, для него было загадкой местонахождение зарубежной литературы вообще. Библиотека хоть и была невелика размерами, но обладала своеобразной системой, в которой без ошибок разбирался только сам хозяин. Даниэль был готов и сам попытаться бы в ней разобраться, если бы не время. Библиотека принимала посетителей до девяти. Довольно позднее время, но Гаррель любил работать. Сейчас часы показывали без пятнадцати восемь.
- Мадемуазель?
- Меня зовут Софи, - проговорила вышедшая из-за полок девушка. – Так чем я могу помочь?
- Мне нужен шкаф с зарубежной литературой. Русской литературой.
- Вам нужны писатели золотого века, эмиграции? Может быть, классика? Или допетровские времена?
Даниэль покачал головой. Все это ему было не нужно. Но он очень удивился знаниям девушки.
- Военная литература, наверное, тоже не нужна? Поэзия? Пьесы? Стихи поэтов серебряного века…
- Стихи серебряного века, - уцепился за знакомые слова юноша.
- Символисты? Имаженисты? Блок, Ахматова, Северянин?
Даниэль внимательно рассматривал девушку. Что-то явно было не так. А именно – он просто не представлял, что такие юные существа могут что-то знать о литературе. Причем в таких узких темах.
- Символизм. Только посоветуйте сами, - не без ехидства попросил он. Девушка лишь улыбнулась и повела вдоль книжных полок. Мелькали названия, тяжелые тома соседствовали с тоненькими переплетами. Парню нравилась атмосфера библиотеки. Старина захватывала дух. А здесь все было старинным.
- Вот, например, «Стихи о прекрасной даме» Блока, стихи об Ариадне Сологуба. «Серенада» Белого.
- Это все не то…
- Значит, любовь нас не интересует. Смерть, наверное, тоже. Тогда поэма Блока «Двенадцать». Политика, я угадала? – В глазах блестели веселые огоньки и надежда.
- Да. Угадала.
- Вау! – с нескрываемым восхищением присвистнула Софи. – А дедушка прав. Здесь исключительная публика.
- Дедушка? Мсье Гаррель твой дедушка?
- Да, конечно! Неужели Вы думали…
- Ты. Давай на «ты», - неожиданно смягчился Даниэль, - я не намного старше.
- Окей! Неужели ты думал, что Жан позволит здесь хозяйничать кому-то незнакомому? А почему ты думаешь, что не ненамного?
- Что «ненамного»?
- Младше.
- Ну, мне двадцать один. Тебе, как я понимаю, семнадцать-восемнадцать. Разница не велика.
- Да! Мне действительно всего семнадцать. Но через месяц - совершеннолетие, - с легким вызовом заявила она. – А зачем тебе стихи русских поэтов? Просто обычно люди берут нашу классику. Или Шекспира. А твой выбор интригует.
- Мне она нужна для исследовательской работы в институте, - начал Даниэль, глядя в заинтересованное лицо Софи.
- Это наверное очень тяжело! А что… - начала она, но взгляд упал на часы. – Половина девятого! А я болтаю с тобой! Ты сумеешь прочитать ее за полчаса? – она кивнула на книгу.
- Нет. Мне еще надо сделать записи…
Софи на минуту задумалась. Потом подошла к окну. За ним – стена дождя, сырость и мрак.
- Книгу я тебе дать не могу. Но в такую погоду и выпускать тебя не хочу. Ты далеко живешь?
- Нет, на улице Тиллуа…
- Тем более! Это же два переулка! Останешься здесь. Дедушка из своей комнаты не выходит, родителей нет. Ляжешь на диване. Или у меня. А я посплю в гостиной. И выходить никуда не надо. Как только сделаешь все записи, выключишь свет и поднимешься. Я постелю. Тебе во сколько в институт?
- К семи.
- А мне к половине в колледж. Я разбужу. Сиди и занимайся своими делами.
- Спасибо, Софи.
- Да не за что! Спокойной трудовой ночи! – рассмеялась девушка и ушда закрывать дверь.
- И тебе того же.
Даниэль сел за стол и открыл текст поэмы.
«Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер –
На всем божьем свете»
Часы летели незаметно. Даниэль исписал добрых десяток страниц, но конечная работа была проста и лаконична. Всего одна рукописная страница. Воистину, стены помогают ученым! Довольный своим результатом, юный историк отправился спать под звуки капель дождя. Его не смущало, что диван маленький и неудобный. Он не знал, что Софи отдала ему свое одеяло, а сама жмется под двумя тоненькими покрывалами. Ему было все равно, что за оком бушевала природа, лились потоки воды, раздавался гром, сверкали молнии, и бушевал ветер. Ветер. Ветер…

@темы: Флафный фик (романс), Ориджинал

---

Ориджинал: без названия (R).

[darth strike]

Фандом: ориджинал.
Название: нет.
Автор:  _bitch
Бета: нет.
Рейтинг: R.
Пейринг: вампир/писательница.
Время действия (спойлеры): наши дни, некая страна, некий город.
Краткое содержание: все, как обычно. она писательница, он вампир. он приходит к ней по ночам, утром уходит, и все бы ничего, но "первое правило бойцовского клуба - никому не говорить о бойцовском клубе"(с).
От автора: по правде говоря, автор написал этот текст под очень большим влиянием нескольких просмотренных вампирских киноопусов. в любом случае смотрите следующий пункт.
Отказ от прав: все события вымышлены, все совпадения неслучайны.

От окна доносится тихий стук. Как будто ветка дерева раскачивается от ветра и задевает листьями стекло. Но, во-первых, на календаре только пятое марта, и для листьев рановато. А во-вторых, под окном ее квартиры не растет ни одного дерева.
Стук повторяется. Снова и снова. Становится более настойчивым, требовательным.
Кое-кто так и не научился терпению. И, видимо, не научится никогда. Как там говорится? Старого пса не обучишь новым трюкам? Что ж, очень верно сказано.
Она, не торопясь, выводит последнюю строку и ставит точку. Пока сохнут чернила, пробегает взглядом написанное и удовлетворенно кивает. Вышло весьма недурно. Пожалуй, завтра можно перепечатать на компьютере и отправлять в издательство. Конечно, с рукописными черновиками много мороки, но она привыкла так работать. Старый пес и новые трюки, вы же понимаете.
Она закрывает тетрадь, завинчивает колпачок ручки. Аккуратно откладывает в сторону и негромко произносит:
-Входи уже.
И почти сразу об пол возле окна стучат подошвы тяжелых сапог. Да, окно было закрыто, если не считать щели между рамой и верхней фрамугой, через которую не пролезла бы и кошка. Но когда его останавливали подобные мелочи? Прозвучавшего приглашения было вполне достаточно, чтобы войти.
-Все так же жарко и мрачно,- низкий голос знакомо растягивает слова с насмешливой иронией.- Все так же пахнет чернилами, табаком и вчерашним кофе. Какая похвальная стабильность.
-Все тот же яд в голосе и мыслях,- не оборачиваясь, парирует она.- Стабильность, разумеется, не менее похвальная, но я все-таки не устаю удивляться, как ты до сих пор от этого своего яда не помер?
За спиной раздается тихий смешок.
-Я же бессмертный, помнишь?- шепчет он ей в самое ухо. Холодные, как лед, пальцы ложатся на ее плечи, поглаживая сквозь тонкую ткань домашней рубашки.
-Не забыла бы при всем желании,- она откидывается назад, ложась затылком на его плечо. Жесткие темные волосы щекочут ее щеку, и она на секунду прикрывает глаза и улыбается.
-Что на сей раз?- продолжая обнимать ее одной рукой, второй он тянется к тетради, приподнимает тисненую кожаную обложку.- Любовь, романтика и все прочее в том же духе?
Она легонько бьет его по пальцам.
-Герои, битвы, магия и… да, любовь тоже. Что плохого может быть в любви?
-Ничего,- он молниеносным движением перехватывает ее руку, обхватывает пальцами тонкое запястье и гладит ласково.- Любовь – самое прекрасное из всего, что когда-либо существовало в этом мире.
-Почему-то, когда я слышу подобные слова от тебя, мне немедленно хочется напиться,- хмыкает она, следя глазами за тем, как его ладонь поднимается вверх по ее руке, задирая широкий рукав рубашки.- Чтобы сразу и до потери памяти.
Вместо ответа ее выдергивают из кресла. С легкостью, словно она не взрослая женщина не самой, притом, субтильной комплекции, а маленькая девочка, которая почти ничего не весит. Впрочем, для него и она – женщина, взрослая и далее по тексту – не тяжелее пушинки.
-И ты еще что-то говоришь о моем яде?- насмешливо интересуется он, наклоняясь, чтобы заглянуть в ее лицо.
-Может быть, это заразно?- она усмехается, глядя прямо ему в глаза.
Она никогда не отводила взгляда, если он смотрел на нее. Ее завораживали переливы красного в этих глазах – от темного, цвета свернувшейся крови, когда он был зол или голоден, до ярко-алого, как сейчас. Такой цвет его глаза приобретали после удачной охоты, неизменно приводившей его в прекрасное расположение духа.
Сытый хищник, думает она. Ужасно банальное сравнение, набившее оскомину после бесчисленных опусов всех этих доморощенных «мистиков». Затасканное до дыр, но вместе с тем – удивительно верное. Точное.
Сытый, довольный хищник. Ночной охотник, чудовище, которым пугают детей и которое пахнет кровью.
Кстати, именно он рассказал ей, как же все-таки пахнет эта самая кровь. Собственно, вопрос этот в свое время спас начинающей романистке жизнь – вместо того, чтобы выпить ее, вампир битых два часа рассказывал своей несостоявшейся жертве о том, как пахнет его излюбленное блюдо. После того, разумеется, как заново обрел дар речи.
Впрочем, ей просто повезло. Встреть она его на пару часов раньше, и знакомство их имело совершенно иной исход. Далеко не такой приятный.
-Эй,- он щелкает пальцами у нее перед носом,- снова задумалась о своих сюжетах? Как там… «Он сжал ее в своих объятьях, и нежные девичьи руки»…
-Свернули ему шею,- фыркает она,- чтоб не трепался попусту.
-Никакой романтики,- он вздыхает почти искренне.- Я бы, наверное, поборолся с этим. Но ведь ты, чего доброго, просто поднимешь меня на смех.
-А ты попробуй,- с тихим смешком предлагает она.- Вдруг получится?
-Хм-м…- задумчиво тянет он.- А почему бы, собственно, и нет?
Прежде чем она успевает хоть что-нибудь сказать, он подхватывает ее на руки и целует. Целует так, что у нее разом пропадает желание язвить дальше. Зато появляется другое – жаркое, томительное, оно совершенно недвусмысленно тянет низ живота, отзывается гулким эхом по всему телу. Особенно там, где ее касаются его руки и губы.
-Мне нравится, когда ты такая,- негромко произносит он, целуя ее в шею.- Тихая. Покорная.
На тонкой коже остаются четкие следы, когда он прихватывает ее зубами. Осторожно, чтобы не прокусить насквозь, но достаточно ощутимо для того, чтобы она тихонько застонала – не то протестуя, не то прося большего.
-Теплая. Сладкая,- продолжает он, опуская ее на кровать.
Брошенные с краю листы черновиков протестующе шелестят, возмущенные вторжением. Ее книги привыкли чувствовать себя хозяевами здесь. В ее спальне, в ее жизни. Он одним движением сметает на пол наброски нового романа. Сейчас здесь он. Остальное может подождать.
Она смотрит из-под полуопущенных ресниц, как он отстраняется, чтобы раздеться. У него широкие плечи, мускулистые руки и плоский живот. Узкие бедра, поджарый зад и длинные ноги. Он практически безупречен, это чудовище из ночных кошмаров – с острыми клыками, белой кожей и багровыми глазами.
Страшное и красивое.
Страшно красивое.
Восхитительное чудовище.
Встав коленями на матрас, он снимает с нее сначала рубашку, потом потрепанные джинсы. Медленно, лаская едва ли не каждый сантиметр обнажающегося тела. Заставляя изнывать от желания. И шепчет, перемежая слова и поцелуи:
-Нежная. Живая. Моя.
Она вскрикивает от удовольствия, когда, одновременно с этим тихим, но властным «моя», он погружается в нее. Одним движением, сильно и глубоко. И возмущенно распахивает глаза, потому что он останавливается. Прижимает ее к постели всем телом и смотрит. Просто смотрит, не произнося ни слова.
Она знает, что нужно делать. И, с трудом разлепив непослушные пересохшие губы, хрипло просит:
-Пожалуйста. Продолжай…
-Что именно?- он приподнимается на локтях, целует ее в уголок губ и слегка двигает бедрами.- Это?
-Да,- она стонет, вцепляется пальцами в его плечи.- Это… Не останавливайся, пожалуйста…
-Вот так?- спрашивает он, начиная медленно двигаться в глубине ее истекающего вожделением тела.- Так ты хочешь?
-Сильнее,- она уже не просит, но требует. Обхватив ногами его бедра, сама подается навстречу, жадно и резко.- Сильнее!
Он отстраняется, почти выходит, но тут же мощным толчком буквально впечатывает ее в кровать, и она снова срывается на крик. Ее ногти оставляют белые полосы на его спине и плечах, она сжимается вокруг него и снова требует, снова просит, умоляет.
-Все, что угодно,- шепчет она, и ее горячее дыхание оседает крошечными капельками влаги на его коже,- только не останавливайся.
Он усмехается краешком губ:
-Никогда не мог отказать тебе в такой просьбе.
Она выгибается под ним, прижимается всем телом. Ее стоны отдаются в его ушах, и кто бы знал, каких усилий ему стоит сдерживать себя сейчас. Но человеческое тело – это живое, горячее тело – слишком хрупкое. Достаточно одного неосторожного движения, чтобы причинить боль, или даже искалечить. А он не хочет – ни того, ни другого. Он хочет, чтобы ей было хорошо. Так же хорошо, как ему сейчас. В тот самый момент, когда он с хриплым рычанием кончает в нее, чувствуя в ответ дрожь ее оргазма.

-Я должен уйти.
Она приподнимается на локте и вопросительно смотрит на него. Он всегда уходит, еще ни разу не было, чтоб остался дольше, чем на несколько часов. Но никогда не говорит об этом. Да еще таким голосом, как будто собирается уйти навсегда.
-Не навсегда, не бойся,- он усмехается и треплет ее по волосам.
-А почему я должна этого бояться?- она равнодушно дергает плечом.
Это равнодушие – ложь. Самой чистой воды ложь, наглое вранье, которым она старается прикрыть то, что на самом деле чувствует. Страх. И облегчение, когда слышит, что не навсегда.
Как всегда, старания эти оказываются тщетны. Он не умеет читать мысли, сам говорил ей об этом. Но иногда это оказывается ненужным. Когда знаешь кого-то очень давно и очень хорошо. Так, как он знает ее.
-Моя маленькая отважная девчонка,- улыбается он, притягивает ее ближе и целует в плечо.- Мне это всегда в тебе нравилось.
-Ты все же решил побороться за романтику?- хмыкает она.
-Ты же знаешь, я люблю делать комплименты,- отзывается он.- Особенно заслуженные.
-Других ты не знаешь,- она негромко смеется.- Никогда не забуду, как ты разнес мою новую прическу полгода назад. А мне она так нравилась, между прочим.
-У тебя прекрасный вкус,- он пожимает плечами,- но иногда даже он дает осечку. Это был именно такой случай.
Она вздергивает бровь:
-Вот как? А что насчет тебя? И того кожаного пальто?
-Оно замшевое, это раз,- невозмутимо парирует он.- И, кстати, не такое уж плохое. А ты перестань так делать. У тебя сейчас брови на затылок съедут.
-Неужели?
-Могу поспорить.
Он проводит рукой по ее лбу, она со вздохом прижимается к его прохладной жесткой ладони. И молчит, закрыв глаза.
-Ты не спросишь, почему я ухожу и когда вернусь?- спустя некоторое время произносит он.
-А зачем?- не открывая глаз, говорит она.- Ты же все равно не скажешь.
Он убирает руку с ее лба, берет за подбородок, заставляя поднять лицо. Она открывает глаза и смотрит на него.
-Я действительно не смогу сказать, когда вернусь,- говорит он.
-Но? Ты скажешь, почему уходишь? А ты уверен, что мне стоит это знать?
-Уверен,- отрезает он, и его голос на мгновение утрачивает свою мягкость.- Иначе не стал бы начинать этот разговор.
Она садится в постели, натягивает повыше простыню и кивает:
-Тогда говори.
Он чуть насмешливо приподнимает бровь, глядя на ее серьезное лицо. Но ведь она, сама того не зная до конца, права. Все действительно серьезно. Серьезнее, чем можно себе представить. И гораздо серьезнее, чем ему самому хотелось бы.
-Ты, наверное, догадываешься, что таких, как я, существует довольно много. Мы живем по всему миру, кто-то поодиночке, но в основном – небольшими группами. Мы называем их ковенами. Среди этих ковенов есть один… Не то чтобы он был главенствующим, но его члены сильны, очень сильны. И считается, что они, вроде как, приглядывают за порядком среди нас. Следят за выполнением законов и все прочее в том же духе.
-А у вас…- она делает небольшую паузу, прежде чем закончить.- У вас есть законы?
-Конечно,- он усмехается, но усмешка эта выходит невеселой.- Их не так много, как у обычных людей, и они нигде не записаны. Но это не значит, что их можно не соблюдать.
-И один из этих законов как-то касается общения с простыми людьми? Такими, как я?- она хмурится, догадываясь уже, каким будет ответ.
-Да,- кивает он.- Никто не должен знать о существовании бессмертных – вот о чем говорит этот закон. И его должны исполнять все. Без исключения.
-А ты его нарушил,- она не спрашивает. К чему спрашивать о том, что и так ясно.
-Нарушил,- соглашается он нехотя. Никому не нравится признавать свои ошибки. Особенно, если сам не считаешь ошибкой то, что сделал.
Но есть другие. И они думают иначе.
-И что теперь?- спрашивает она, глядя ему в глаза.- Что с тобой будет?
Не то чтобы она не боялась за себя. Боится, конечно. Она ведь только человек, она смертна. А смертным свойственно бояться за самое дорогое, что у них есть. За их собственную жизнь. Но за него она боится едва ли не больше.
-Если не узнают, ничего не будет,- он садится и обнимает ее, чтобы успокоить.- А для того, чтобы не узнали, мне нужно уйти. Пока что.
-Хорошо,- она отстраняется и смотрит ему в глаза. Прямо, как всегда, и спокойно.
-Эй,- он ловит ее и притягивает обратно.- Я же не сказал, что ухожу прямо сейчас. Немного времени у нас еще есть. И я предлагаю потратить его на кое-что приятнее разговоров.
-Вот как?- с усмешкой отзывается она и целует его в шею, чуть ниже уха.- И на что, например?
-Например, на то, что ты только что начала делать,- он откидывается на спину, увлекая ее за собой.- И я не стану возражать, если ты продолжишь.
-Было бы странно, если ты возражал…

Он уходит под утро. Она не провожает его, это ни к чему. Лежа в разворошенной постели, подпирая щеку ладонью, она смотрит, как он подходит к окну и исчезает. Просто растворяется темной дымкой в предрассветном полумраке.
Еще одно банальное сравнение. Она переворачивается на спину и смотрит в потолок. Банальное, но удивительно верное. Точное.
Теперь было бы неплохо подумать о том, что дальше. Не выходить на улицу? Ведь такие, как он, не могут войти в дом без приглашения. Запереться, заказывать еду с доставкой. Отправлять новые главы книги по электронной почте.
И через две недели, максимум, напрочь одуреть от такой жизни. Но ведь это лучше, чем оказаться чьей-нибудь закуской, не так ли? Значит, придется проявить благоразумие. По крайней мере, пока все не закончится.
Приняв решение, она засыпает почти мгновенно. Странно, конечно, но это только в книгах пишут, что покинутые своими избранниками девушки лишаются сна. Особенно под угрозой смертельной опасности. Авторы этих книг, должно быть, плохо знают обычных человеческих девушек и их потребности.

Он по привычке бросает прощальный взгляд на ее окно – третий этаж, шестое слева. Поворачивается и идет прочь. Вниз по улице, насвистывая старый военный марш.
Через три квартала от ее дома он чувствует присутствие другого. Такого же, как он. Высокая, худая фигура шагает ему наперерез. Светлые волосы, красные глаза – он узнает его сразу же.
-Давно не виделись,- произносит он вместо приветствия.- Что привело в наши края?
-С каких пор эти края стали твоими?- усмехается второй.- С тех пор, как здесь живет эта женщина? Эта… смертная?
На его лице не дрогнет ни единый мускул. Он все так же спокойно, едва заметно усмехается, но в глазах мелькает предупреждение. Второй отступает на шаг и качает головой:
-Подумать только. Подумать только…
-Одного раза было вполне достаточно,- хмыкает он.- Скажешь, зачем пришел?
-Ты знаешь.
-Предупредить? Прости, дружище, но ты опоздал. Я уже и сам все знаю.
Второй молчит некоторое время. Потом нехотя, глядя в сторону, произносит:
-И что? Что будешь делать дальше?
Он хлопает его по плечу и усмехается – зло и весело.
-А это, дружище, уже моя забота. Что-нибудь придумаю.
Второй поворачивается и смотрит на него. Долго, пристально смотрит. Светлые брови тесно сходятся над переносицей.
-Если тебе понадобится моя помощь…
-А знаешь, что?- перебивает он.- Пожалуй, действительно понадобится.
-Нет!- вскидывается второй, догадавшись, к чему идет дело.- Этого я делать не стану!
-Ты мне должен, помнишь?
Не самый честный ход, верно. Но, как говорится, в любви и на войне все средства хороши. А он знает толк и в том, и в другом.
Второй рассерженно шипит. Ни дать, ни взять – обозленная змея, которой отдавили хвост. Однако отказать он не может. Потому что действительно должен. И согласиться – это самое малое, чем возможно оплатить тот долг.
-Хорошо,- кивает второй спустя некоторое время.- Можешь быть спокоен за свою смертную.
-Спасибо,- он отвечает без тени улыбки.
Второй раздраженно дергает плечом, резко разворачивается и спустя секунду скрывается в том же проулке, из которого появился. Но теперь он будет держаться неподалеку. Пока все не закончится, так или иначе.
Что ж, хотя бы об одном можно теперь не беспокоиться.

В ожидании проходит неделя, за ней минует другая. Она не выходит из дома, как и планировала. Чувствует, что так действительно будет лучше. Хотя это, как она и ожидала, оказывается не таким уж легким делом. Трудно в одночасье полностью поменять образ жизни на диаметрально противоположный тому, к которому привыкла.
Неплохим средством бороться со скукой становится работа над книгой. Да что там. Единственным средством, если честно. Она сама не понимает, откуда в ней берется такой энтузиазм, но главы буквально сыплются из-под пера – одна за другой. Редактор, ошеломленный такой невиданной продуктивностью, не устает петь хвалебные песни в ее адрес, а она работает и работает. Дни и ночи напролет, как одержимая.
Как будто хочет закончить эту книгу до того, как…
Что? Что должно случиться?
Об этом она думает часто. Иногда подолгу. Смотрит на лежащую перед ней тетрадь или в монитор ноутбука, но не видит ни строчки. Что будет? С ней. С ним. Он так ни слова и не сказал о том, что собирается сделать, и теперь ей остается только гадать.
Стук в окно раздается посреди ночи. Вопреки обыкновению она сразу бросает ручку, не дописав до конца даже слово. Оно так и остается на бумаге – половина от того, что должно было быть.
-Входи,- выпаливает она, подлетев к окну.
И только отдернув плотную штору, понимает, что ошиблась.
На широком карнизе стоит не он. Этот – другой, хотя тоже бессмертный, в этом сомневаться не приходится. Таких глаз не бывает у простых людей. Да и кто из них смог бы взобраться на третий этаж по абсолютно гладкой стене.
Она с испуганным возгласом отшатывается от окна. Понимает, что поздно, что приглашение уже прозвучало. Но инстинкты – это инстинкты. Чаще всего с ними бесполезно бороться.
Бессмертный брезгливо морщится от женского крика, глядя на нее сквозь стекло. А потом он поднимает руку – и массивная деревянная рама с грохотом и звоном разбитого стекла обрушивается на пол. Он перешагивает через низкий подоконник и неторопливо идет к ней. К чему спешить, если жертве все равно некуда деться.
Она пятится, не отводя от него взгляда. Светлые волосы, бледная кожа и красные глаза. Холодные, равнодушные глаза убийцы. Страх сковывает ее, пробивает крупной дрожью. Она понимает, слишком хорошо понимает, что бороться бесполезно.
Но не сделать совсем ничего – вот уж дудки.
Бейсбольная бита ложится в руку, оттягивает кисть, когда она поднимает ее. Хороший подарок сделали друзья на день рождения. Сказали, пригодится когда-нибудь. Ну, похоже, это самое когда-нибудь как раз настало. Закусив губу, она замахивается и бьет. Со всей силы, сколько ее есть.
Бессмертный, наблюдая за жалкими потугами своей жертвы, криво усмехается. Прочное дерево крошится в его пальцах мелкими щепками, сыплется на пол. И хрустит под подошвами его сапог, когда он делает последний шаг.
Оказывается, умирать такой смертью совсем не больно.
Хотя все равно очень страшно.

Он сходит с поезда рано утром. С хрустом потягивается, разминая мышцы и кости. Кто, черт его подери, придумал такие кресла? Пыточные орудия, иначе не назвать. И как только смертные с их чувствительными телами умудряются просиживать в них столько времени. Загадочные создания.
Шагая по аккуратно подметенной платформе, он улыбается. Редким еще пассажирам, озабоченно торопящимся по своим делам. Пожилому носильщику в форменной тужурке, который скучает у своей тележки. На него косятся с недоумением, некоторые даже с опаской. Черт знает, чему в пять утра может радоваться этот странный тип с жуткими глазами. Может, убил кого.
Ему плевать на эти взгляды. Совершенно плевать. Все закончилось. Решения приняты, разногласия улажены. Обошлось даже почти без драки. Все, что остается – пойти к ней и сообщить новости.
Дойдя до маленького ларька, который стоит у самого края платформы, он останавливается, чтобы купить сигарет. Не себе, конечно, – с этой бесполезной привычкой он распрощался лет сто назад. Но он знает одну особу, у которой вечно заканчиваются сигареты. Как раз под утро.
-Две пачки, будьте любезны,- говорит он, указывая на нужную марку.
-Один момент, мистер,- отзывается продавец, благообразный старичок в очках с толстыми стеклами,- сейчас, только блок открою.
-Я подожду,- он кивает и от нечего делать опускает взгляд на пачку свежих газет.
Должно быть, их только что привезли. Толстая стопка еще даже не распакована и пахнет еще не успевшей просохнуть толком типографской краской.
«ПОПУЛЯРНАЯ ПИСАТЕЛЬНИЦА НАЙДЕНА МЕРТВОЙ В СВОЕЙ КВАРТИРЕ».
Он наклоняется, перечитывая крупно отпечатанный заголовок. Прочный пластик упаковки рвется в руках, как тонкая фольга.
-Ваши сигареты, мистер. С вас два пятьдесят.
Он не слышит слов старика-газетчика. Он сейчас, пожалуй, вообще ничего не слышит.
«Вчера утром общественность была потрясена ужасным известием. Популярная молодая писательница, автор нескольких книг в жанре фэнтези, была найдена мертвой в собственной квартире. Полиция утверждает, что это было разбойное нападение. Об этом, по словам стражей порядка, свидетельствовали улики, обнаруженные на месте происшествия – выбитое окно и следы борьбы. Однако, до сих пор не ясно, как же бандит мог проникнуть в квартиру таким путем, ведь она находится на третьем этаже, а пожарная лестница»…
Это могло бы быть ошибкой. Но в статье указано ее имя, а с черно-белой зернистой фотографии улыбается ее лицо. Снимок полугодичной давности – на нем она с той самой дурацкой прической, которая ему так не нравилась.
-Ваша знакомая?- в голосе продавца слышно сочувствие.- Очень жаль ее, хорошие книги писала. Моя внучка ими зачитывалась одно время – не оторвать было. Мистер? Эй, вы в порядке? Может, врача позвать? Что-то на вас совсем лица нет…
-Не нужно врача,- он качает головой, медленно возвращаясь к реальности.- Все нормально.
-Точно?- озабоченно спрашивает старик. Ему, похоже, действительно не все равно.
-Да,- отрезает он и, резко повернувшись, срывается с места.
Только через несколько кварталов он, наконец, понимает, что спешка уже не имеет смысла. Некуда торопиться, не к кому спешить. В памяти всплывают слова, брошенные ему на прощание одним из глав ковена.
«Мы согласны на это. Но не можем гарантировать согласия других. А ты ведь знаешь, что противники таких решений находятся всегда».
На что он рассчитывал? На то, что оставленная защита будет достаточно надежной. И теперь некого винить в том, что это оказалось не так. Только себя и собственную самонадеянность.
Он бродит кругами по городу, распугивая прохожих. Он не замечает их испуганных лиц, возгласов, взглядов. Смотрит на них и не видит никого. Только под вечер, когда жажда напоминает о себе с обычной настойчивостью, он высматривает себе жертву среди них. Выпивает ее досуха, почти не чувствуя вкуса крови.
Ее выпили так же, думает он, глядя на бездыханное тело у себя под ногами. Наверняка она сама впустила своего убийцу, пригласила, не глядя. Думала, что это вернулся он. А когда поняла, что ошиблась, было уже поздно.
Но кто мог знать, каким путем он приходил к ней? Кто мог этим знанием воспользоваться?
Ответ находится очень быстро. Даже слишком. Только один из бессмертных знал достаточно, чтобы сделать это.
В горле клокочет глухое рычание. Он сжимает кулак, бьет в стену, не замечая летящих в лицо осколков кирпичной кладки.
Почему?
Все просто. Услуга за услугу, так они договаривались. А чем, как не ответной любезностью, стало избавление от смертной женщины, существование которой грозило неприятностями. В том случае, если бы все решилось иначе, но откуда тот, второй, мог знать, чем закончатся переговоры с ковеном?
Практически обезумев от ярости, он до утра мечется по городу в поисках убийцы. Обшаривает все места, где тот может скрываться. Переворачивает вверх дном несколько мотелей, врывается в бары. Тщетно. Желание отомстить жжет изнутри. Сильнее, чем жгла бы даже многодневная жажда.
Бесполезно. Все его усилия пропадают втуне. Того, второго, нигде нет. Возможно, он уже успел убраться из города, предвидя возможные последствия. Что ж, он сделает все, чтобы эти последствия оказались именно такими, каких этот ублюдок опасался.
Рано или поздно он его найдет.
Присутствие двоих бессмертных он ощущает, едва переступив порог очередного бара, дешевой забегаловки на окраине города. Один из них – вернее, одна, женщина – ему незнакома. Он чувствует только ее жажду, оглушающую даже на расстоянии. Новообращенная, машинально отмечает он про себя, такой голод свойственен только им.
А вот второй…
Нашелся, наконец. Не удрал, смотрите-ка. Непонятно, правда, на что рассчитывал, но в любом случае он об этом пожалеет. Прямо сейчас.
С его ростом совсем не трудно высмотреть знакомую фигуру поверх голов толпящихся в прокуренном душном зале посетителей. Тот стоит возле второго выхода, придерживает дверь, пропуская свою спутницу. Она поддерживает под руку невысокого мужчину, с явным трудом держащегося на ногах. Человек едва не падает, запнувшись о порог, хватается за плечо женщины и что-то говорит ей, наклонившись слишком близко.
Она отстраняется и практически выволакивает свою жертву на улицу. Ее светловолосый спутник мельком оглядывается по сторонам – убедиться, что никто ничего не заметил. Он встречается с ним взглядами. Тот чуть заметно усмехается, кивает, точно приглашая следовать за собой, и выходит следом за новообращенной и ее ужином.
Он срывается за ними, расталкивая возмущенно вопящих посетителей бара. Вслед ему несутся оскорбления и бесполезные угрозы, которых он даже не слышит толком. Он с размаху бьет по двери ногой, та слетает с петель, с грохотом ударяется о забор на противоположной стороне узкого, провонявшего рвотой и мочой переулка и падает в кучу мусора. На краю сознания застывает человеческий крик и быстро удаляющийся топот – сам того не желая, он, похоже, спас чью-то жизнь.
-Убью!- рычит от, впечатывая светловолосого вампира в стену.
По старой штукатурке разбегаются трещины, когда он с наслаждением бьет его башкой о ту же самую стену. Светловолосый молча, сосредоточенно отбивается, но силы явно не равны. Можно было бы покончить с ним всего одним ударом, да только этого будет недостаточно, чтобы заглушить бурлящую внутри злость.
Пронзительный женский крик режет по ушам. Новообращенная бросается на защиту своего приятеля, разумеется, как же без этого. Она вцепляется в него мертвой хваткой, стараясь оттащить прочь. Он, не глядя, отмахивается. Обычно он не бьет женщин. За исключением тех случаев, когда они сами нарываются на драку.
Она вскрикивает от боли, отлетает в сторону, но возвращается сразу же. Хватает его за шею, упирается ногой в стену и повисает всей тяжестью, отчаянно ругаясь ему в самое ухо.
-Скотина какая! Ему говорят – стой! А он еще и дерется! Ну, ничего, сейчас-то я тебе могу сдачи дать, это уж будь покоен!
Он застывает на месте, позабыв даже отбиваться от нее. И тут же получает сокрушительный удар. В то же самое ухо, которое только что было вынуждено выслушивать ее ругань. Прекрасный завершающий аккорд, ничего не скажешь.
Главное, вполне в ее духе.
Пошатнувшись, он разжимает руки, выпуская на свободу своего противника. Тот, не преминув воспользоваться передышкой, стремительно уходит в сторону. Что и говорить, за некоторыми беседами лучше следить с безопасного расстояния. Равно как и участвовать в них.
-Ты…- оно поворачивается к ней, медленно, как будто боится, что ошибся.- Это ты.
-А ты кого желал увидеть?- фыркает она, потирая ушибленное плечо.- Бейонс?
-Что еще за Бейонс?- машинально переспрашивает он. Смотрит на нее и все почему-то никак не может поверить собственным глазам. Почему, хотелось бы знать?
-А еще американец, патриот,- она поправляет съехавший на глаза капюшон и весело смотрит на него.- А одно из главных достояний родной страны знать не знаешь. Позорище.
Теперь, когда она смотрит на него, так же, как смотрела всегда, он, наконец, понимает, что это она. У нее бледная кожа, и глаза светятся алым, но это она.
-И вот так всегда с вами, мужчинами,- насмешливо произносит она, когда он стискивает ее в объятьях.- Сначала бьют, потом любят. Чудовища. Пусти уже, а то поломаешь.
-Тебя теперь не поломаешь,- усмехается он, но все-таки ставит ее на землю с прежней осторожностью. С некоторыми привычками так сразу, пожалуй, не расстанешься.
Она весело фыркает, поправляя куртку. И сразу же после этого выдает ему еще один тычок, на сей раз в плечо.
-Осторожней,- смеется он, перехватывая ее руку.- А то ты меня поломаешь.
-А заслужил,- невозмутимо отзывается она.- Что за дела, позволь спросить? Не успел появиться, как сразу – убью! И драться полез. Нет бы, узнать все для начала.
-Прости,- он виновато разводит руками.
-Немного не по адресу извинения,- говорит она, кивая в сторону второго бессмертного, который все еще стоит неподалеку.
Он поворачивается к нему и повторяет:
-Прости. Я думал…
-Что я ее убил?- фыркает тот.- Знаешь, в чем твой главный недостаток? Ты прекрасно дерешься, но вот думать, как раз, не умеешь совершенно. Поработай над этим на досуге, будет полезно.
-Я видел газеты сегодня утром,- говорит он и поворачивается к ней.- С известием о твоей смерти на первой странице.
-Столько лет живешь, а до сих пор веришь тому, что пишут в газетах?- весело хмыкает она.- Хотя, по правде говоря, на этот раз написали все, как было. Меня на самом деле нашли в квартире – зрелище, я полагаю, то еще было. Домовладелица аж в обморок грохнулась, бедняга. Ну, а дальше все, как обычно. Полиция, журналисты. Я ведь и правда популярная писательница. Была, по крайней мере.
-И кому из вас двоих принадлежит этот сногсшибательный план?- саркастично осведомляется он.
-Ему,- без зазрения совести сдает она своего создателя.- Правда, он не удосужился сначала объяснить, что именно задумал. В этом вы удивительно похожи, не находишь?
-На это не было времени,- пожимает плечами светловолосый.- Или ты забыла тех двоих?
Она молча передергивает плечами. Воспоминания о двоих бессмертных, пришедших следом за ее создателем, нельзя назвать самыми приятными в ее жизни.
Он машинально обнимает ее и спрашивает, обращаясь ко второму:
-Двое?
Тот презрительно вздергивает верхнюю губу:
-Психованные фанатики. Решили не дожидаться решения ковена законников и разобраться своими силами.
-Надеюсь, вы с ними ничего не сделали?- на всякий случай спрашивает он. Убийство другого бессмертного – не самое лучшее начало.
-Разве что отвесили пару прощальных пинков,- усмехается светловолосый.- Нет, им достаточно было увидеть, что она уже одна из нас. Больше они вас не побеспокоят.
Последняя фраза звучит совершенно недвусмысленно.
-Ты уходишь,- она не спрашивает, уже зная, что услышит в ответ.
-Я свое дело сделал,- ее создатель поживает плечами.- А учитель из меня всегда был никудышный. У него это получится лучше.
Она шагает к нему, но тот пятится:
-Обойдемся без объятий.
-Хорошо,- кивает она.
И добавляет после недолгой паузы:
-Прощай. И спасибо.
-Не стоит,- качает тот головой и говорит, глядя в сторону:- Мы квиты.
-Квиты,- он согласно кивает. Долг уплачен сполна, даже более чем.
Светловолосый не прощается, просто уходит. Здесь его больше ничего не держит, значит, нет смысла медлить.
Она смотрит в конец переулка, где скрылся ее создатель. Слово-то какое, боже мой. Но ведь иначе его и не назовешь.
-Эй,- он трогает ее за плечо,- что с тобой?
Она качает головой, потом встряхивается и, повернувшись к нему, улыбается:
-Ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Ну, и какие планы?
Он обнимает ее за плечи и ведет к выходу из переулка. В конце концов, здесь действительно слишком мерзко пахнет, чтобы задержаться еще хотя бы немного.
-Планы?- задумчиво переспрашивает он, глядя на нее.- Ну, если тебя не пугает перспектива провести вечность в обществе такого неприятного типа, как я, то…
-Знаешь, чем хороша вечность?- с негромким смешком перебивает она.- В любой момент можно сделать перерыв, сколь угодно долгий. И не бояться о потраченном зря времени.
-О,- многозначительно произносит он.- Хочешь сказать, что уже успела об этом подумать?
Она, смеясь, прижимается к его боку.
-Ну, должна же я была чем-то себя занять, пока лежала в холодильнике городского морга. Кстати, не самое приятное место, могу тебе сказать. Но думается в нем на удивление хорошо.
-Бр-р,- он передергивает плечами,- не напоминай, прошу тебя.
-Хорошо, не буду. Лучше скажи мне вот что. Ты правда не знаешь, кто такая Бейонс?- Она напевает несколько строчек какой-то песенки.- Помнишь эту? Она этим летом только что в утюгах не играла.
Он качает головой и усмехается:
-Боюсь, я слишком стар для подобных вещей.
-Да? Вот, кстати, давно хотела тебя спросить – сколько тебе на самом деле?
-Хм. Ты не будешь против, если я отвечу лет, скажем, через пятьдесят?
-Иначе будешь чувствовать себя растлителем малолетних вампиров?- фыркает она.- Только я что-то не припомню, чтобы раньше тебя твой возраст так волновал.
-Это было раньше,- уклончиво отвечает он.
Но ведь разве она отстанет, если уж решила докопаться до истины?
-Брось. Сколько?
-Ладно. Двести тридцать. Вернее, двести пятьдесят пять, если считать все вместе.
-Солидно,- присвистнув, отзывается она.- Но если брать обычный возраст, я тебя старше. На шесть с половиной лет, так что не переживай.
-Спасибо за утешение.
-На здоровье. Куда дальше?
Он оглядывает улицу, уже почти опустевшую в предрассветный час. Редкие компании ночных гуляк еще толпятся возле баров, но скоро и они разбредутся по домам. Стоит поторопиться, пожалуй. Он никогда не любил отправляться в свое убежище на голодный желудок.
-Как ты смотришь на ранний завтрак?
-Отличное предложение,- улыбается она.
-Тогда прошу вас, мэм,- он отвешивает ей церемонный поклон и галантно берет под руку.- Могу посоветовать французскую кровь. В этот час ее букет бывает особенно хорош. А уж каков запах!
-Ой, я же тебе еще не рассказала,- спохватывается она.- Теперь я знаю, как пахнет кровь. Все, как ты и говорил. И все остальные запахи…
Шагая рядом с ней, он с улыбкой слушает ее голос. Провести с ней вечность? Пожалуй, это будет весьма приятным времяпрепровождением.

@темы: Ориджинал

---

Ориджинал: Собака бывает кусачей (G)

[Ugarnaya_uno]

Фэндом: Ориджинал
Автор: Ugarnaya_uno
Жанр: Юмор
Название: Собака бывает кусачей...
Персонажи: Збруев, Волкова
Рейтинг: G
Правовая оговорка: Мое и только мое.
Размещение: Только с разрешения автора.
Спасибо: Моим друзьям  _bitch и  _belko

Читать

Лев Збруев терпеть не мог блондинок. И не потому, что считал их дурами. Вернее, не совсем поэтому. Просто в свое время он на личном опыте убедился, что у этих дам слишком нестандартное мышление. А когда им еще и за руль разрешают садиться…
- Барышня, вы понимаете, что нарушили правила? – спрашивал Збруев, нависая над мелкой блондинистой девицей, которой пять минут назад въехал своим «Нисаном» в задний бампер ее «Дэу Матисса».
- А, по-моему, это Вы их нарушили, - совершенно невозмутимо отозвалась она, совершенно не боясь внушительной фигуры Льва. - Вы в курсе, что дистанцию держать надо?
- Да какая, к черту, дистанция, когда Вы так по тормозам бьете?
- А я что, по-Вашему, должна была проехаться по несчастной собаке? – возмущенно отозвалась она, а потом, смерив его взглядом, презрительно скривила губы. – Хотя Вы, собственно, не похожи на того, кто на такой мелочи заморачивается. Вы, наверное, и по человеку проедетесь, если Вам это нужно будет.
- Дамочка, Вы перегибаете палку.
- На себя посмотрите!
- Дура крашеная! – не выдержал Збруев и получил в ответ взгляд, полный негодования и недоумения.
- Это мой натуральный цвет волос, между прочим!
- Все равно дура!
- Шовинист хренов!
Причина ДТП, то есть та самая собака, тем временем, преспокойно сидела на газоне и с ленивым интересом наблюдала за перепалкой, делая вид, что не является виновницей этой аварии. «А что я? Я ничего. Совершенно тут не причем» - говорил весь ее вид.
Они издеваются, подумал Лев, и собака, и эта мелкая шавка, которой по чудовищному недоразумению выдали права. Какого черта ей выдали права?
Звонок мобильного вызвал очередную волну раздражения, и Збруев, отвернувшись от блондинки, взялся за телефон.
- Да! – рявкнул он в трубку.
- Ээ… Лев Николаевич, а Вы где? – спросил слегка обескураженный голос Грановского.
Очень хотелось ответить на вопрос в рифму, но Збруев сдержался.
- А что? – спросил он вместо этого.
- Да нет, ничего. Просто тут люди ждут Вас. Вот уже полчаса, как ждут, а Вас все нет.
Люди – это очень нужные и важные клиенты, на встречу с которыми Збруев, собственно, и ехал, когда врезал под «зад» этой мелкой девахе.
- Мать твою! – вырвалось непроизвольно.
- Я свою мать очень люблю, Лев Николаевич, - весело ответил Грановский, - а вот клиенты недовольны и собираются уходить. Вопрос, что делать?
- Я буду через двадцать минут. Сделай так, чтобы дождались.
- Я постараюсь, Лев Николаевич, - насмешливо проговорил Славка.
Тоже издевается, подумал Збруев в порыве бешенства. Он отключил связь, убрал телефон в карман и, бросив очередной гневный взгляд на собаку, повернулся к мелкой надоедливой заразе.
И тут его дернуло нехорошим предчувствием. На лице этой самой заразы играла торжествующая и зловещая улыбка.

Настя Волкова терпеть не могла хамов. Особенно таких, которые хамили в открытую, со вкусом и не стесняясь в выражениях. Как, например, вот этот бугай. Вы только подумайте, въехал своим танком ей в бампер и вместо того, чтобы извиниться, начал сыпать оскорблениями. А кто-то еще про женщин за рулем анекдоты рассказывает. Вы вон на этого типа взгляните, чем не анекдот? Живой, ходячий и разговаривающий. Правда, совсем не смешной.
Вот смотришь на него и начинаешь понимать, что вымер сильный пол, словно динозавры, много лет назад. Остались только жалкие его копии, которые считают, что раз мускулы накачал и в джип залез, то ему все позволено. Думает, если тестостероном и матами в разные стороны разбрасывается, то за настоящего мужика сойдет. Святая наивность…
У святой наивности, между тем, запиликал мобильник, и у Насти появилась небольшая передышка, во время которой она еще раз осмотрела покореженный «зад» своей маленькой машинки. Ну, в принципе, ничего страшного не было, просто бампер поменять, но она представила себе всю эту возню со страховками, разбирательства с гаишниками и настроение ухудшилось еще больше. Что за день такой, а? И все из-за этого орангутанга, черт бы его побрал.
- Я буду через двадцать минут, - цепануло ухо фразу, - сделай так, чтобы дождались.
Вот ведь идиот.
Какое через двадцать минут? Дай Бог, ГАИ только через час приедет, они же его даже еще не вызывали. Пока приедут, пока протокол составят, а потом еще в само ГАИ за бумажками ехать придется...
И тут Настю осенило. Ну, конечно! Вот он, случай, чтобы и себе сделать хорошо, и этого нахала на место поставить. Волкова зачем-то кинула взгляд в сторону несостоявшейся жертвы аварии, то есть, собаки и получила ее одобрительный взгляд. «Давай, детка, проучи этого кобеля», - словно говорила она, почесав лапой за ухом. Это приободрило девушку еще больше.
- Что это Вы улыбаетесь? – поинтересовался орангутанг подозрительно.
- Да нет, ничего… ГАИ вызывать будем или продолжим нашу высокоинтеллектуальную дискуссию?
Бугай заметно напрягся, и Настя улыбнулась еще шире. Я тебя сделаю, подумала она, будешь помнить, как оскорблять девушек. И дистанцию не соблюдать.
- Предлагаю разобраться на месте, - неохотно произнес он.
Волкова мысленно воскликнула «Комон!» и продолжила вслух с самым что ни есть деловым видом:
- Отлично. Вы виноваты, значит платите.
- Я виноват? Это Вы тут собаку спасали!
- Конечно, - согласилась Волкова, - только по правилам дорожного движения кто въехал, тот и виноват. В любом случае. Вы же помните правила, правда?
Он помнил. Настя по его лицу видела, что помнил.
- Сколько? – проскрежетал он сквозь зубы, помедлив, и Настя назвала сумму, вызвав у него очередной приступ бешенства.
- Вы сдурели? – рявкнул он так, что девушка чуть не вздрогнула. - Да за такие деньги можно десять бамперов на Вашу табуретку купить!
- Считайте, что сюда входит компенсация за моральный ущерб и потраченное на Вас время, - невозмутимо отозвалась Волкова, разглядывая свой маникюр.
- Женщина, не беси меня!
Женщина? Женщина?! Это что еще за средневековье?
- Если Вас не устраивает мое предложение, - самым любезным тоном сказала Настя, стараясь игнорировать бушующее внутри негодование, - то можно и ГАИ вызвать, страховка все расходы покроет. Только если Вы, конечно, не торопитесь.
Убьет, подумала она, разглядывая его налитые кровью глаза. Как пить дать, убьет.
Но, видимо, на смертоубийство времени у него тоже не было, потому что он, шумно выдохнув, полез в карман за бумажником. Настя смотрела, как он отсчитывает деньги, и давила довольную улыбку.
- Вам бы в профессиональные вымогатели записаться, - сказал он, пихая хрустящие бумажки в ее ладонь, - задатки просто шикарные.
- Я обязательно учту Ваше предложение, господин Всезнайка, - отозвалась Настя сахарным голосом.
Орангутанг в ответ только фыркнул и залез в свой танк. Через пару секунд взревел двигатель, «Ниссан» сдал назад, объехал ее машину и скрылся из вида.
Настя проводила его взглядом и повернулась к собаке.
- Ну, как я его?
«Шикарно, детка, просто бесподобно».
- А ведь знаешь, это ты виновата, ага. И даже не пытайся отвертеться.
Волкова усмехнулась. Дожилась, с собаками разговаривает. Куда этот мир катится?
Она залезла в багажник, где в одном из пакетов с продуктами лежал кусок вырезки. Хотела приготовить вкусненькое, но ладно, перебьется.
- Держи, - сказала Настя, кидая собаке мясо, - заслужила.
Та ответила благодарным взглядом и набросилась на угощение.
Девушка снова рассмеялась и села в машину. Дома ждала гора немытой посуды и почти тридцать тетрадок с непроверенными сочинениями.

Збруев, злой как черт, влетел офис через десять минут после разговора с Грановским.
- Где они? – рявкнул Лев на него.
- Ушли, - пожал тот плечами, с интересом рассматривая шефа.
- Как ушли? Грановский, я же просил…
- Да не переживайте Вы так, Лев Николаевич, - примирительно произнес Славка, - они сделали заказ. Я принял его, готов даже выполнить.
Лев чуть ли не с облегчением вздохнул, хоть здесь повезло. Сжав челюсти, он снова вспомнил ДТП. Ох, попадись ему еще на пути эта мелкая стерва, он из нее всю душу вытрясет.
- Кстати, Лев Николаевич, - проговорил Грановский, так и не дождавшись ответа, - Вам собака не нужна?
- Собака? – не понял Збруев.
- Ну, да. Щенок аргентинского дога. Очень умная сука, между прочим.
Они точно издеваются, подумал в который раз за сегодняшний день Збруев, вперив взгляд в своего подчиненного.
- Грановский, ты знаешь, что я ненавижу больше всего?
- Меня? – даже моргнул от неожиданности Славка.
- Нет. Собак, Грановский, - прорычал Збруев. - А тем более, умных сук. Они зачастую еще и стервами оказываются. Так что, отвали.
Славка проводил его взглядом, недоуменно пожал плечами и вновь вернулся к работе.
Что ж, бывают с шефом вот такие вот темы, так что не стоит обращать внимания.

@темы: Ориджинал

---

"Чего хотят женщины" (G)

[D-r Zlo]

Название: "Чего хотят женщины"
Автор: D-r Zlo
Фандом: "Анастасия"
Пейринг: Дмитрий/Анастасия
Рейтинг: G
Жанр: Романтика, Психология, Повседневность, ER (Established Relationship), Занавесочная история
Размер: драббл
Статус: закончен
Размещение: с шапкой и только с разрешения автора.

- Ты глупый.
Спросите Дмитрия – Дмитрия, бывшего царского поварёнка, авантюриста, жениха самой царевны! – чего хотят эти женщины, и он вам не ответит. Как и не ответит на то, почему Аня в очередной раз обиделась на него.
Хотя, конечно, Аня – это совсем не то же самое, что публичные девки из России – ох, простите, Страны Советов, конечно же. Ну как, публичные – ныне-то, с этим… «раскрепощением» все девки теперь публичные, ни черта, правда, в любви не смыслящие, но тем не менее – ничего общего с благопристойностью барышень из дореволюционной страны. Даже как-то и печально, и обидно, и вообще…
Аня, конечно же, самая лучшая. Лучшая, любимая, лучезарная, легкая – et cetera, et cetera. Замечательная. Сочетание всего хорошего, что было тогда (чувство собственного достоинства, умение держаться в обществе, благодарная статность) и что есть в девушках сейчас (озорство, легкость характера, отсутствие всякого снобизма, богатая фантазия).
Но иногда она бывает невыносима.
- Эй, а почему это сразу я?...
- Догадайся!
Отличное объяснение.
Даже удивительно, что эта дама – ну ведь дама же, с прямой осанкой будущей царицы, мягкими движениями, этим лицом настоящей благородной аристократки, может так недовольно цокать каблуками по мостовым Монмартра и надувать губки как обиженный ребёнок. И сердится, как ребёнок. Ну не стыдно ей?
А вот ему чертовски обидно.
- Видела бы Вас бабушка, Анастасия Николаевна!...
Хотя, конечно, хотелось сказать не только это. А что ещё?... да вот чёрт его знает. Может, в ответ обидеться – и ведь есть же за что, раз она себя так ведёт; хотя ребячество, конечно… Или, может, поговорить с ней, как взрослый человек со взрослым человеком. Обнять, поцеловать, размашисто, естественно – но он давно так не делал: стеснялся. Не те обстоятельства и не те уже статусы…
Ох, как это всё тяжело.
- Смотри, - а она, кажется, уже отвлеклась. Слава Богу. – Повесили гирлянды. Так рано.
- Почему же рано?
- Ну, - пожимает она плечами, - до Рождества ещё не скоро.
- Полмесяца. Как нескоро?
- Вот как… я была уверена, что сейчас ноябрь.
- Это всё погода, Аня. Тут теплее, чем у нас.
- Да уж, теплее…
Она замолчала, а Дмитрий почувствовал себя ещё большим дураком, чем он есть.
- Когда мы в последний раз обнимались на улице?
- Когда…
- Ох, Распутин. Да, я помню. Но всё равно…
- А давай в парк! – резко воскликнул Дмитрий. Анастасия непонимающе повернулась к нему: неужто не понимает? – Ну, переоденемся и поедем…
- Dans le parc des attractions, - живо поддержала Аня; глаза её загорелись. Ну точно ребёнок.
- И в кино!
- И… а давай!
Она порывисто обняла его, и в нос ему ударил запах дорогих парижских духов. Ну хоть что-то сделал приятное для своей девушки, молодец, рассеянно думал он, глядя на приветливо мигающие им огоньки гирлянд.
И всё-таки надо её спросить, чего же она хочет себе на Рождество.

@темы: Флафный фик (романс)